– Да, ценители театрального искусства как-то говорили мне, – поддержал разговор Шамсиев, – что в спектакле актеру никогда не следует играть самого себя. Актер, входя в роль, должен как бы оторваться на какое-то время от своей жизни, своего характера, пусть даже идеального…
– Несомненно, это так, – оживился на минуту Борин, даже чуть приподнявшись в кресле, – хотя, знаете, актер в любую роль все же вкладывает кусочек своей души, а, может быть, и часть своего характера. Но забыть на время собственное «я», уйти от собственных представлений и собственной оценки событий он, конечно же, должен. Иначе роль не получится…
Шамсиев слушал его преисполненный внимания, демонстрируя всем своим видом, что разговор на затронутую тему крайне ему интересен.
– Хорошо, – сказал он. – Ну, а если актеру, например, приходится играть роль героя, во всем похожего на него, повторять некогда уже совершенные им самим поступки и действия, как ему быть в этом случае?
– Что вы конкретно имеете в виду? – спросил Борин, беспомощно улыбаясь и как бы не понимая его вопроса.
– Да все! – пояснил Шамсиев. – Безответную любовь, измену, ревность, убийство на этой почве. Еще Михаил Юрьевич Лермонтов писал, если помните:
Гордость, верь ты мне, прекрасной
забывается порой,
Но измена девы страстной —
нож для сердца вековой…
Улыбка медленно сошла с бескровных губ режиссера, глаза насторожились, хотя внешне он продолжал оставаться спокоен и невозмутим.
– Об этих вещах… об этих вещах… – повторил он, чуть опустив веки, – актер просто забывает, как забывает свое личное всякий, кому приходится жить какое-то время чужой жизнью… – Он помолчал немного и, не поднимая век, проговорил тяжело и вымученно: – Вы неплохо осведомлены о театральном искусстве это видно. Но бьюсь об заклад, не оно является целью вашего визита. Так скажите же, что привело вас ко мне?
– Хорошо, – сразу выпрямился Шамсиев, готовый перейти ту границу, которая отделяет обыкновенную беседу от официального допроса. – Скажу откровенно. Мне поручено расследовать дело об убийстве Аристовой Людмилы, племянницы первого секретаря горкома. Она была убита месяц тому назад, слышали, наверное?
– Рассказывали… – сухо ответил Борин, неподвижно сидя в кресле. Лицо его казалось каким-то каменным, бесстрастным, и Шамсиев подумал невольно: если Борин имеет причастность к этому преступлению и сохраняет такое самообладание, его выдержке и воле можно позавидовать.