Запрокинув одну руку за голову, другую безмятежно положив на узкую тощую грудь, Борин рассказывал тихо и самозабвенно, словно для него уже не существовало больше в мире ничего, кроме этой замкнутой со всех сторон комнаты, кроме следователя, задумчиво сидящего возле его постели, и кроме этой холодной белизны потолка, на который он, вероятно, уже смотрел не один день в ожидании близкой смерти.
– Вы помните, во время нашей первой встречи я упоминал о своей жене, о ее смерти. Да… это было тяжелое для меня время. Жену мою величали Верой Иосифовной. Она тоже работала в театре и, знаете, была неплохой актрисой. Но уж так, видно, было суждено, что театр соединил нас и театр разлучил, разлучил навсегда… Жили мы тогда в Москве, и я никак не хотел отпускать ее в ту гастрольную поездку по волжско-камским городам. Сам я работал в то время над режиссурой нового спектакля и мне было не до поездок. А она все-таки настояла, поехала. Гастроли уже близились к концу, когда их теплоход столкнулся ночью с каким-то грузовым судном. Это произошло недалеко от Перми. На теплоходе возник пожар, все стали прыгать в воду. Тело Веры нашли лишь через неделю у берега, возле какой-то деревушки… Сами понимаете, пришлось хоронить ее в Перми. Когда я вернулся в Москву, то просто умирал от тоски и одиночества. Я любил свою жену, это была добрая, на редкость красивая женщина. Меня все время влекло к ее могиле. Вскоре я бросил Москву и переехал в Пермь. В это время я был уже довольно известен, имел награды, звания, но северяне, знаете, народ сдержанный, холодный, встретили меня не очень радушно. Пришлось даже в первое время подрабатывать мелкими ролями. Зато я был рядом с ней, с моей Верой, мог в любое время пойти к ее могиле, положить цветы. Со временем мои театральные дела наладились, через год я стал ведущим актером, а еще через полгода главным режиссером театра. Долгое время я был одинок, никак не мог забыть свою Веру. Но, видно, правду говорят, что от женщины, как и от смерти, никуда не уйдешь.
В год моего пятидесятилетия приехала к нам в театр одна молодая особа, окончившая театральную студию, красивая, с роскошными светлыми волосами и такими большими голубыми глазами. Звали ее Наденькой, а если полностью – Надеждой Викторовной. Было ей тогда двадцать лет и, несмотря на молодость, чувствовались в ней ростки большого таланта. Впрочем, первые два-три спектакля не принесли ей особого успеха, зато когда она сыграла Элен из «Соломенной шляпы» Лабиша, зал просто рукоплескал ей. И потом были удачные роли…