– Я тебе крайне не советуюЯ расположился на нижней полке плацкарта, верхних еще побаиваюсь, сильно ворочаюсь по ночам. От нечего делать решил сразу выложить объявление о продаже на всех возможных сайтах, пока без фотографий, только адрес и цена. Здания за окном поезда сменились на поля и деревья. Чувство радостного предвкушения сменилось спокойствием. Я смотрел в окно, и мысли начали пропадать, передо мной была только дорога. Чувство, что я еду домой, совершенно не приходило. Я ощущал, что просто еду, следую куда-то без цели и назначения. Порой телефон отвлекал меня уведомлениями из социальных сетей, порой сообщениями от Леши. Уже к ночи, когда я смотрел какие-то видео, некто написал мне с сайта недвижимости. По спине пробежали мурашки. Мой план действительно начинает работать. Я сразу открыл окно диалога: – Вы действительно продаете участок в поселке Тищевой? – Да, продаю. Могу торговаться. – Откуда вам известно об этом участке? Вопрос очень удивил меня, я даже не сразу нашел что ответить. – Я его собственник. – В этом районе никто и никогда не продает участки. – Я продаю.
Собеседник вышел из чата…
Странная переписка оборвалась, не успев начаться. Первый блин комом, но ничего, выложу фотографии, будут серьезнее относиться к предложению. Я начал думать, что будет на моих фотографиях и как выглядит этот участок с домом. Раздумья плавно поглощались воспоминаниями, которые так долго находились на задворках моей памяти. Я никогда не пытался вспомнить, как выглядело это строение, территорию вокруг поселка. Закрыв глаза, представил большой дом, похожий на какую-то маленькую усадьбу. Он был широкий, каменный, холодный. В нем жила вся наша семья. Бабушка любила рассказывать мне про него. Она называла его своей усадьбой, всегда выделяя слово «моя». Говорила мне, как он переходил от отца к сыну во всех поколениях ее семьи. И вот, после смерти моего дедушки, он перешел к моему отцу, и теперь его долг, как и мой, следить за этим семейным прибежищем. Я помню, как смотрел на него снизу вверх, он возвышался надо мной, нависал серым многолетним молчанием. В нем было много комнат, поэтому у каждого из нас была своя. Нам с мамой нельзя было подниматься на второй этаж, туда ходили только папа с бабушкой. Их комнаты я также редко видел. Мне оставалось бегать только по первому этажу. Я будто вспомнил этот путь от кухни к маминой комнате, от маминой – к своей. По ночам мне было страшно там спать. Говорят, ночью старые дома просыпаются и начинают говорить друг с другом. Наша же усадьба непоколебимо молчала, порой я слышал храп отца, доносящийся из комнаты напротив.