, общалась с самыми разными выдающимися людьми – от Альберта Эйнштейна до Агнес де Милль
[7].
И наконец – как раз когда срок карьеры Дороти в «Лорд энд Тейлор» близился к концу – во главе универмага «Генри Бендель» встала яркая и артистичная 32-летняя Джеральдина Штутц, возглавлявшая до этого отдел моды в журнале «Гламур». Она руководила самым шикарным магазином Нью-Йорка в эпоху «бушующих 60-х» и дискомании 70-х – продвигала самых передовых модельеров, делала постоянными клиентами знаменитостей вроде Джеки О[8] и Мика Джаггера. В 80-е Джеральдина приобрела долю в «Бенделе», став первой в истории женщиной – владелицей одного из крупнейших универмагов Нью-Йорка. Но вскоре Америку охватит повальное увлечение торгово-развлекательными центрами и розничными сетями, и Джеральдина потеряет все, что создала. Одно-единственное фатальное решение погубит «Генри Бендель». Более того, оно станет предвестником краха всей индустрии.
Сами по себе универмаги с давних пор остаются темой второго плана, в то время как главными героями выступают их основатели, легендарные бизнесмены – Мейси, Филин или Блумингдейл. Но эти заведения по своей природе всегда были истинно женскими. Вошедшая в модный магазин женщина чувствовала себя свободной от многих из навязанных обществом ограничений. Истории Гортенс, Дороти и Джеральдины, их жизнь, их карьера незаслуженно обойдены вниманием. И хотя все это происходило за десятилетия до моего рождения, их опыт остается актуальным, а проблемы, которые им приходилось решать, и сейчас выглядят насущными, ведь предубеждения тех лет вместе с укоренившимся в обществе сексизмом живы по сей день.
Эти личности были сильными, непростыми, пусть с очень разными, но в чем-то похожими судьбами – пионер своей эпохи, каждая из них внесла вклад в формирование мира американской моды, и вместе они проложили путь сегодняшним женщинам.
Я – не бизнесвумен. Я всегда мечтала об одной-единственной карьере – заниматься домом[9].
Гортенс Одлам
Глава 1
Гортенс идет в магазин
Первое купленное в Нью-Йорке платье осталось в памяти Гортенс навеки. Ничего уродливее она никогда прежде не надевала – черный шифон за десять долларов в подвальном отделе распродаж какого-то универмага, который и близко не стоял к «Бонвит Теллер» и остальной роскоши Пятой авеню. «Совершенно жуткое. Мне было всего двадцать пять, а в нем я выглядела на все пятьдесят», – вспоминала она