Каждое утро перед школой Лера так торговалась. Каждый раз ей казалось, что мама её победила, отправив в школу, и хотела, чтобы хоть раз её пожалели и оставили дома. Она завидовала жаворонкам, думая, что это врождённое.
А на этаж выше Леры жил восьмиклассник-семейник. Вставал он обычно в шесть, ложился в девять. Что необычного, спросите вы? Дело в том, что шесть часов – это вечер, а девять – утро. Потому и решил после седьмого класса не ходить на уроки – чтобы не вставать. Как только началось лето, он обрадовался и разболтался. До этого он плотно подсел на кофе и энергетики. До двенадцати всё шло как в тумане. Завтрак, конечно, всегда пропускался. Первые четыре урока – практически впустую. От этого перебивался с двойки на тройку. Разгуливался только к последнему уроку. После уроков гулял, а потом делал уроки до часу ночи: надо было наверстать ещё и классную работу. Потом ему казалось несправедливым, что другие дети ещё отдыхают после подготовки уроков, а ему пора спать, поэтому захватывал под развлечения время до трёх-четырёх. В пятницу и субботу засыпал вообще в шесть утра. Конечно, начались проблемы со здоровьем. Врач сказал, что без коррекции режима ничего хорошего дальше ждать нельзя.
Но родители пошли другим путём: решили, что всё дело в школьном режиме, не надо будет ходить в школу – исчезнут проблемы. Да, теперь их сын набирал положенное количество часов сна, даже не восемь, а девять. Уроки, когда уснуть нельзя, а продуктивности ноль, тоже не мешали. Но сонливость никуда не делась. График сполз до восемнадцать – девять. Успеваемость повысилась лишь незначительно: по-прежнему тройки, но два в уме уже не пишем. В дни аттестаций проще было не ложиться. Вообще, полдень у него был в полночь, а полночь – в полдень. Из-за нехватки солнечного света и несвоевременного сна он заметно отставал в росте. Стимуляторы стали менее актуальны, но всё равно со своим режимом он не успевал в какое-либо учреждение или на какое-либо мероприятие. Зимой вообще жил как в полярную ночь, сжигал много электричества. Ходил гулять в семь вечера или в семь утра, его даже хвалили, думая, что жаворонок. Ещё было одиночество. Его ночная активность была никому не нужна. Не с кем было поговорить, для совместной деятельности только утро и вечер, когда был уже или ещё сонный. Прогулки по выходным, выезды – всё он просыпал. К марту начались перепады настроения, плаксивость, истерики и скандалы. Из простуд вообще не вылезал.