Она снова посмотрела вокруг. Окружающие люди с их смехом и радостью казались ей чуждыми, как будто все они были частью другого мира – мира, где у них есть силы и желания бороться, надеяться, жить на полную катушку. Каждая шутка двух девушек за стойкой отчётливо звучала в контексте их дружбы, тогда как Инна чувствовала себя всего лишь наблюдателем, лишённым прав на участие.
Инна вспомнила, как в детстве у неё тоже были друзья, с которыми она смеялась до слёз, делилась радостями. Но время истерло её мечтания о близости, оставив лишь ощущение утраты. Изучая лица людей, она не могла освободиться от мысли, что они были намного более живыми и полноценными.
Каждый глоток пронизанного тоской салата казался ей всё тяжелее. Она часто мечтала о переменах, но каждый раз, когда приходило это желание, её охватывал страх – страх выйти из привычной зоны комфорта. «А что, если получится?» – интересная мысль, но сразу же одёргивал её былой опыт, произнося невидимым голосом: «А что, если нет?»
Мужчина в углу, погружённый в свой телефон, был ей схож. Она чувствовала его печаль, совпадающую с её, и задавалась вопросом, сколько ещё таких же душ блуждают рядом, просто не замечая друг друга. Каждый из них был заперт в своих четырех стенах безысходности. Возможно, их истории пересекались только в этом сером пространстве забегаловки, но ни один из них не знал, как начать этот разговор.
Инна снова глубоко вздохнула, но на этот раз в её душе не родилась надежда – только признание своих границ. Мысли о переменах остались в далёком уголке её разума, где мечты хранятся для самого себя, где они не могут быть разрушены ни жизнью, ни разочарованиями. В конце концов, жизнь – это просто соблюдение ежедневной рутины.
Снова отложив вилку, Инна посмотрела в окно. Дождь продолжал моросить, а мир за стеклом был таким же серым и угрюмыми, как она сама. Жизнь протекала мимо, не обращая на неё внимания. И, возможно, ей это и не нужно было. Она не хотела менять привычный порядок. Смирение стало её вторым именем, а уныние – неизменным спутником. Она знала, что останется в своей забегаловке, с тем же самым несчастным салатом.
Вечером, возвращаясь домой, Инна проходила мимо витрин магазинов, где манекены, одетые в яркие наряды, казались насмешкой над её собственной серостью. Эта противоречивость вызывала у неё чувство угнетения: как будто вся жизнь, которую она когда-то хотела вести, существовала только в этих стеклянных коробках – блеск и радость, которые всегда выходили за пределы её досягаемости. Инна чувствовала, что её дни сливаются в однообразие, и каждое утро начиналось с одной и той же рутины – будильник, кофе, работа. Её жизнь с каждым днём становилась всё более серой, словно кто-то взял палитру с яркими цветами и заменил их на унылые оттенки. И теперь для неё это выглядело нормой, с которой она научилась мириться.