Тепло его ладони прокатилось по её телу, заставив дыхание на миг сбиться.
– Туда, где всё начинается, – ответил он мягко. – И заканчивается.
Сквозь пелену дождя проступили очертания особняка.
Седан свернул на узкую подъездную дорожку, и фары выхватили из темноты мокрые стволы деревьев и кованые ворота с причудливым орнаментом. Оксана заметила, как её рука невольно сильнее сжала край пальто.
– Последний шанс передумать, – полушутя-полусерьёзно сказал он, не отпуская её руки.
– Вы так говорите, будто собираетесь укусить меня и превратить в вампира, – улыбнулась она, но её глаза на миг стали серьёзными.
– Музыка может быть опаснее, – мягко возразил он.
– Правда? – Оксана чуть приподняла бровь.
– Ещё как, – он кивнул, глядя прямо в её глаза. – Особенно та музыка, что живёт в этом доме. Она меняет людей. Навсегда.
Машина остановилась у ворот. Он развернулся к ней, и теперь их лица разделяли лишь считанные сантиметры. В полумраке салона его глаза казались почти чёрными, лишь золотистые блики от капель на стекле выдавали глубину их цвета.
– И всё же я здесь, – тихо произнесла она.
– Может быть, именно поэтому, – его голос стал чуть ниже, мягче. – Потому что обычная жизнь перестала быть достаточной?
Она молча кивнула. Да, он был прав. Обычная жизнь действительно больше не могла её удержать.
Он слегка сжал её пальцы, прежде чем отпустить.
– Добро пожаловать в «Коричное время.»
– —
Дом словно вышел из другого времени.
Особняк выглядел величественно и загадочно. Причудливые башенки, узорная ковка, высокие окна – всё казалось излишне театральным, но при этом притягивало взгляд.
– Викторианский стиль, конец XIX века, – начал он, когда заметил, как Оксана рассматривает здание. – Архитектор – Джеймс Ренвик младший. Вы могли слышать о нём: он спроектировал собор Святого Патрика в Нью-Йорке. Это была одна из его последних работ в Европе.
Они шли по мощёной дорожке, и дождевые капли тихо звенели по её каменным плитам. С каждым шагом дом раскрывал всё больше деталей: тонкая резьба в виде нотного стана на карнизах, барельефы с античными музами.
– Изначально дом принадлежал графу Михайловскому, – продолжил он. – Русскому аристократу, который сбежал из России задолго до революции. Он был… скажем так, эксцентричным человеком. Помешан на музыке, собирал редкие инструменты. Некоторые из них до сих пор хранятся в этом доме.