Таким образом, он пришёл к подлинному множеству субстанций, употребляя этот термин в двух значениях – строгом и расширительном; но его ученик, пренебрегая различием, которое казалось ему лишь уступкой, открыл для современной спекуляции эту пропасть, в которую за ним последовало столько умов, столь же мощных, как и его. Впрочем, главный недостаток физического аргумента в том, что он не доходит до конца, показывая в итоге лишь субстанцию, а не личного Бога; одним словом, он делает не совсем то, что требуется, а лишь часть этого. Он даёт то, что в спекулятивной философии иногда называют prius – первично существующее, первое в том смысле, что до него ничего нельзя помыслить; но этот prius, сколь угодно абстрактный и пустой, – не Бог. Это, конечно, абсолют, но настолько чистый и пустой, что лишён атрибутов, что доказывает необходимость для человеческого ума мыслить и доказывать себе первичное единство, которое есть не только реальная субстанция, но и моральная личность. Меньшего недостаточно.
Аргумент, основанный на движении, несколько более прямой, чем доказательство необходимости первичной субстанции, и даёт нам более реальное представление о Божестве. Вот он. Столь быстрое, мощное, удивительное и в то же время столь правильное течение вселенной есть следствие движения, и это движение непрерывно. Оно остаётся неизменным с момента своего возникновения до сего дня. Однако оно не есть свойство материи; материя не имеет движения в себе самой, и чтобы оно возникло в ней, потребовался перводвигатель, то есть необходимо было всемогущее, вечное, всеобщее Существо, ибо только такое Существо можно мыслить как принцип движения. Следовательно, это Существо существует, и это Существо, приводящее всё в действие верховной силой и управляющее всем бесконечным разумом, есть Бог.
Это доказательство древнее; его можно найти в «Законах» Платона, и сам этот философ не называет себя его изобретателем. Оно встречается и у Аристотеля, перейдя из греческих школ в средневековые. Поскольку идея правильности и идея замысла, подразумеваемые движением, в свою очередь, подразумевают разум, этот аргумент действительно превосходит предыдущий. Тем не менее, установив его, почувствовали потребность в других.
Аргумент, основанный на случайности мира, – лишь его вариант. Декарт, особенно повлиявший на западную философию этим доказательством, пришёл к нему, пытаясь несколько точнее определить понятия случайного и необходимого. В этих усилиях он добился лишь частичного успеха, и Лейбниц, просвещённый Арно относительно дефектного определения Декарта, с величайшей тщательностью занялся усовершенствованием аргументации своего знаменитого предшественника. Последний утверждал, что Бог существует положительно через самого себя, как через причину, и эта схоластическая формула вызвала недовольство Арно. «Поскольку причина всегда предшествует своему следствию, – сказал великий доктор Пор-Рояля, – если бы Божество было причиной своего бытия, оно предшествовало бы самому себе; оно дало бы себе то, чем уже обладало; оно сохраняло бы себя или, вернее, возвращало бы себе то, чего никогда не может лишиться – следствие недопустимое, даже абсурдное». Поскольку это опровержение было неотразимым, Лейбниц попытался заменить априорный аргумент апостериорным, который мог бы получить всеобщее признание. Но он был прав, полагая, что абстрактному доказательству предпочтут более популярное. Его аргументация, действительно более доступная умам, чем декартова, тем не менее не обладала большей убедительной силой, чем у его предшественника. И это станет ясно, ибо вот она.