Вдобавок будет полный хаос, а мой герой медицины еще и работает первые дни. В такой обстановке он ни хрена не поймет. А для полной уверенности я под сценой вколю в вену фторомицин.
– Это что? – вклинилась Рита.
– То, что я вколю! Ты что, не слышала? – объяснил Аластор с издевкой, но продолжил, – Это препарат для наркоза, он меня полностью отключит, замедлит дыхание, пульс и обмен веществ.
– Это опасно?
– Это терпимо. Он действует часа четыре, и для беглого осмотра я в это время буду вполне убедительным трупом. А потом очухаюсь, с бешеной головной болью, но и это терпимо, я уже проверил. Так что напугай доктора, пусть он со страху обделается, и заставь его при всех сказать, что я умер. Надеюсь, все снимут мою крутую кончину!
А ты тащи меня за кулисы. И начинай орать на доктора, что он идиот, и ничего не понимает, поддерживай панику. Скажи, что он пьяный, что не оказал мне помощь, хотя я еще был живой на сцене, а это врачебное преступление, он за такое сядет! Наш доктор сразу побежит прикрывать свой зад и расскажет всем, что на сцене я уже точно был мертвым, и откачивать меня не требовалось.
Фургон для реквизита не годился для перевозки трупов, но когда Рита подняла крик, Дарон не стал спорить. Скорая ехала в театр на окраине города, пробивалась через пробки, но Рита не хотела ждать, и Дарон безропотно погрузил труп в машину. Он не спешил. Рита требовала гнать и проскакивать на красный, но Дарон не спешил – и слепой увидит, что в машине труп, который уже никуда не торопится.
Когда крики сменились рыданиями, стало ясно, что и Рита это увидела. Потом затихли и рыдания. Когда Рита заговорила, голос был уж почти спокойным.
– Дарон! – позвала она. – Сворачивай. Не надо в больницу. Едем в морг.
И он свернул.
Смерть в огне люди уже называли ужасной – называли, когда говорили с журналистами, писали сообщения в социальных сетях или звонили родным. Но почти никто не ушел из зала, где царил этот ужас. Толпы зевак ждали новостей. Ужас только начался, и они хотели еще.
Скорая ворвалась во двор театра, и вскоре уехала без сирен и мигалок.
– Значит, покойника везут! – сказал кто-то в толпе, и его слова разлетелись по интернету.
Когда появились люди с камерами и микрофонами, Чантара заперлась в гримерке и отказалась выходить. Только санитар говорил с журналистами, и только он рассказал им о смерти фокусника, о трупе в железном гробу и о том, что пытаться помочь ему было уже поздно. Никто не обвинит санитара в халатности и смерти пациента, если пациент и так уже был мертв!