– Бог? – Рита снова вздрогнула.
– Бог! Я умер и воскрес – это вам не просто дурацкий фокус, это чудо! Я расскажу, как был мертв, как видел ад, рай и чистилище, как говорил с богом. И как он назначил меня своим новым мессией! Я напишу книгу, стану святым. Я восстану из мертвых, исцелюсь от ожогов и разложения у всех на глазах! Да они будут на меня молиться. Буквально!
Аластор расхохотался.
– А тебя, женушка, назначу в моей церкви вторым апостолом, если будешь хорошо себя вести.
– Вторым? – переспросила Рита.
Аластор не ответил. Он грезил святостью и толпами, которые молятся на него, и сам не заметил слово «вторым». Кто та, кого он назначит первой, Рита и так знала. Две ассистентки в одном шоу – это всегда не к добру, а в одной постели – тем более. Особенно если одна из них будет на самом деле верить в воскрешение Аластора, и молиться на него. Буквально!
Церковь не вместила всех желающих – приглашенные толкались внутри, а прочие – за ее дверями. Гроб покоился между двух высоких букетов цветов. Рита стояла справа от гроба мужа. Чантара – слева от гроба любовника.
– Тихо! – Рита подняла руку, и журналисты чуть смолкли. – Вы пришли сюда не проститься. Вы пришли сюда сделать сенсацию. Что ж, вот она!
Рита открыла крышку. Фотограф метнулся вперед, и покрытое ожогами лицо Аластора осталось на снимке для новостей.
– Сразу скажу главное: да, он мертв. Не секрет, что мой муж был одержим смертью и искал ее в своих номерах много лет. И сам выбрал смерть в огне, который его так завораживал.
Рита закрыла крышку гроба.
– И теперь я могу только исполнить его последнюю волю. Прощание окончено! Согласно последней воле моего мужа, его тело, прямо сейчас, доставят на кремацию. Через час вы сможете сфотографировать урну с его прахом, для ваших поганых новостей. Забирайте тело!
Две женщины, без поклонников и журналистов, стояли у печи, пока гроб медленно вкатывался в нее. От рождения их звали вовсе не Рита и Чантара, и эти имена сгорали теперь вместе с официально мертвым телом в гробу.
– И что теперь? – спросила одна.
– А теперь я свободна! – ответила вторая. – Театр теперь мой. Ты уволена. А он мертв. Пожалуй, это был идеальный трюк!