Эту способность называли также *рассудком* (entendement), потому что она направлена на вещи и проникает в них; *мышлением* (pensare), потому что она их «взвешивает»; *разумом* (raison), потому что она анализирует и осмысляет их.
Каждое из этих слов выражает одну из основных операций духа.
Разум охватывает их все, но он не есть сам дух. Нельзя отказать животным в некоторой степени разума, но им не приписывают ни мышления, ни рассудка. Ребёнок, у которого уже есть разум и мышление, ещё не обладает рассудком.
Мышление – это не вся совокупность явлений и интеллектуальных способностей, как ошибочно полагают. Оно – работа, функция разума.
Разум (raison) – это разум (intelligence) в его высшем проявлении, постигающий:
– в случайном – необходимое (то, что не имеет причины своего существования в себе самом);
– в конечном – бесконечное;
– в несовершенном – совершенное;
– в относительном – абсолютное (то, что имеет свою причину или основание в самом себе).
Это поразительный факт, возвышенная привилегия – то, что мы ставим антитезис рядом с тезисом, например, безграничное рядом с пределом. Мы говорим, что это закон мышления.
Откуда он берётся? Это врождённое знание, творческая сила, наша интуиция или же божественное озарение?
Нам часто говорят, что это результат непосредственного абстрагирования или рациональной интуиции, которая включает понятие причины – этот краеугольный камень философии. Это тезис.
Разум понимается и в другом смысле: как разум (intelligence) в своём праве управлять. Действительно, мы не говорим, что страсти подчинены разуму или мышлению, но говорим, что они подчинены рассудку (raison). Человек, полный разума (intelligence), и человек, полный рассудка (raison), не обязательно различаются, но могут различаться существенно.
Нужно признать, что рассудок – высшее выражение разума, но это не повод превозносить или отвергать его больше, чем другие способности; возможно, это повод тщательно его развивать и внимательно за ним следить. Если к нему относятся с большим недоверием, то потому, что его слишком возвеличивали и слишком компрометировали, применяя к операциям, выходящим за его пределы. Будучи возвышенным развитием общей способности, он реже, чем другие, пребывает в нормальном состоянии и никогда – в идеальном.
Если взять его в наивысшем совершенстве, нам так же легко его превознести, как и легко опорочить, взяв в крайнем упадке.