Сопки плакали инеем. Амур, как старик, Шептал, что детству конец – пора хоронить альбомы. Мы пили «Байкал» в гараже, где ржавели мечты, А после я предал Женьку… Но годы стёрли упрёки.
Он, сын лётчика, что резал небо на МиГах, Теперь грузит рыбу в фуры, а в кармане – фото отца. «Небо – не для нас, – смеётся, – мы дети земли!»
Но ночью слышит, как моторы поют, будто ветер в кедрах…
А я, став «випом», считал чужие слёзы цифрами: Клиентка в норковой шубе – «чайка на волне», Мальчик с алым шариком – призрак из прошлого, А за окном – Москва, где берёзы носят маски из асфальта.
Игорь, что жил по волчьим тропам, теперь пишет с границы: «Здесь звёзды падают, как гильзы… Но я сажаю картошку
И прячу письма Насти, где она зовёт меня к Амуру – Там, где мы дрались когда-то, а после делили тушёнку…»
Владос, IT-санитар, чинит роутеры в «пятёрочках», Мечтая доплыть на плоту из детских схем. Его кот спит на клавиатуре, а на стене – Карта Хабаровска: «Мы всё ещё здесь, брат. В коде…»
Настя ведёт дневник, где я – мальчишка в заплатках, А не тот, кто глотает чай с отчётом в стеклянной пустыне. «Родина – не точка на карте, а корни сквозь асфальт», – Пишет она, а за окном студенты танцуют под дождём…
И вот я рву галстук-удавку, бросаю Excel в урну, Покупаю алый шарик – как тот мальчик когда-то. Амур стучит в батареи: «Ты не дерево! Ты – птица!