– Ладно, – сдалась мать. Затем доверительно посмотрела на старшего сына, – только обещай, Вася, обещай мне, что ты будешь держать ухо востро. Я знаю, ты уже совсем взрослый парень, скоро и в армию придется тебя отпускать, да в подобных походах ты бывал не раз, и с братом вместе вы ходили уже… Но это все было засветло, а вот с ночевкой Леньку я еще без взрослых не отпускала. Уверен, что справишься? Не будет обузой для вас с Петро?
– Вот именно, мама, что мне скоро в армию уходить, а на кого я вас с отцом оставлю-то? Нужно подготовить мальца, а то я уйду, а он еще совсем зеленый неумеха. – Васька рассмеялся, обнажив белые крепкие зубы. Потом подошел и бережно, словно дорогую святыню, обнял мать. – Все будет хорошо. Обещаю тебе, сам пропаду, но Леньку не брошу.
– Не говори больше так, сынок! Даже ради красного словца не говори так. Хорошо, идите, но послезавтра к обеду чтобы были дома оба! Если не явитесь вовремя, то мы сами в след пойдем за вами к озеру и когда вас настигнем, то наказание будет неминуемо: до конца лета дальше двора не выйдете.
– И еще, – добавил отец к словам матери. – Идите лосиной тропой. Как дед Егор ходил. Тропа хорошая, свободная, звери к ней не выходят – охотники всех отпугнули давно уже. Ружье можешь взять мое, как мы с тобой договорились, но Леньке не давай, пусть пока с ножом научится нормально обращаться, а ружью я его понемногу уже обучаю, так что как вернетесь продолжим уроки. Если вдруг возникнут непредвиденные проблемы или собьетесь с пути, то идите к Шарпенской сторожке, помнишь же где она?
Васька кивнул.
– Ну вот, там есть и еда, и переночевать можно. Отличное место. Не зря же мы всей семьей над ней столько работали! Завтра к обеду ежели не явитесь, мы придем сначала туда, а затем пойдем к озеру. Все ясно?
– Ясно, отец. Не переживай, мы с Петро уже сто раз там ходили, я могу хоть сейчас карту нарисовать всей округи, да еще и деревья по памяти перерисовать.
– Знаю, но все же проговорить это было нужно. – Затем отец встал, и положа руки на плечи сыновьям, добавил: – Удачи вам и хорошей ловли, сынки!
Лёня посмотрел на мать. Она молча, не отрываясь, смотрела на него и в ее глазах читалась тревога и грусть. Чувствовала ли она, что, возможно, видит сына в последний раз? Может быть. Материнское сердце самое чуткое на свете. Оно знает то, что разум отказывается признавать. Вот и тут мать ощущала приближающуюся беду, но найти аргументы в защиту своих опасений она не смогла. Поэтому ей пришлось отпустить сына в этот поход, хоть и с большим трудом.