Наоборот, существует особая, относительно независимая от ситуаций жизнедеятельности активность человека, выступающая в форме тенденции к «бескорыстному» риску. В явлениях надситуативной активности, особенно выделяются моменты субъективной и субъектно обусловленной регуляции деятельности. Задача состоит в различении собственно активности субъекта и деятельности, регулируемой этой активностью. (23, 24, 25)
Решение этой задачи не должно приводить к абсолютизации указанных различий, поскольку это прямо противоречит принципу единства личности, сознания и активной самодеятельности человека, согласно которому субъект не только проявляется в актах этой творческой самодеятельности, но и созидается в них.
По Э. В. Ильенкову, личность и субъект не только существуют, но и зарождаются именно в те моменты, когда связываются сложнейшие и подчас весьма запутанные «узлы» сети взаимных отношений, возникающих между индивидами в процессе коллективной деятельности. (11)
Из различий активности и деятельности следует приоритетность феномена современных, общественно обусловленных человеческих отношений, регулируемых в формах или концептах энергии и информации, и, таким образом, содержательно представляющих действительное развитие активности современного человека.
Рассматривая генезис активности человека в контексте диалога природы и культуры, автор фактически солидаризируется с идеями Ю. М. Лотмана, в свое время предложившего обратить особое внимание на необходимое значение механизмов рефлексии и трансфера. (1б) Эти механизмы обеспечивают образование человеческой культуры и цивилизации в качестве особенной искусственной среды, представляющей грандиозную семиосферу, в которой человек, как «мыслящий тростник», не столько подчинен биологическому закону циклической повторяемости, сколько самоутверждается на его основе, «смертью смерть поправ».
Вместе с тем, в отличие от Ю. М. Лотмана, К. В. Титов не считает, что сущность человеческого обучения и поведения, тяготеющая к изобретению нового и непредсказуемого, такова, что ни животным, ни человеку не дано перейти ту границу сознания семиосферы, которая сохраняется как важнейшая доминанта культуры. Наоборот, доминанты культуры, есть своеобразные метки тех или иных пределов, раз за разом, вновь и вновь преодолеваемых человеком как субъектом активной эволюции. Можно сказать, что по Лотману, отделение слова от вещи создает