Иван сидел, прислонившись к зеленоватой средневековой стене, покрытой призывами к всеобщему равенству, отмене арендной платы и выдворению арабов из страны. Хозяин пса произнёс длинную фразу на немецком, которую Иван не понял. Но собака, как будто всё поняв, нехотя пошла за хозяином, подметая огромным хвостом, словно веником, недавно переложенную плитку.
“Собака знает язык лучше меня,” подумал Иван.
Он встал, посмотрел на часы, понюхал свою футболку с мокрым, жёлтым пятном и решил вернуться домой. Было уже поздно. Встреча экспатов закончилась. Вероятность столкнуться с кем-то на лестнице приближалась к нулю. Иван медленно поднимался вверх и действительно никого не встретил. С каждой ступенькой он всё ярче представлял, как ляжет на кухне, на диван, включит негромкий свет, неяркую музыку, погрузится в чтение и незаметно приведёт себя ко сну. Но дверь в квартиру была открыта.
“Неужели опять забыл запереть? Какой дурак,” думал Иван.
В квартире горел свет. Он не мог его оставить включённым: с детства он был приучен советской бабушкой беречь электричество. Каждый раз при выходе из комнаты, кухни, туалета и любого помещения с искусственным освещением, Иван несколько раз проверял, выключен ли свет.
Из кухни раздавались детские крики. На диване расположилась женщина с маленькой девочкой. Чуть дальше сидел, уткнувшись в телефон, подросток. На нём была толстовка с надписью “Все люди братья” спереди и “Очистим страну от эмигрантов” сзади. Иван неохотно поздоровался и быстро побежал в свою комнату.
“Мы тебя не потревожим?” с улыбкой обратилась женщина к Ивану на ломаном английском.
“Конечно, нет!” солгал Иван.
Он не любил, когда они приезжают. Дети шумели. Старший, пока мать не видит, пихал и толкал сестру, та падала, плакала, впадала в истерику. Часто она притворялась, что брат её ударил. Но мать только грозно смотрела на сына. Здесь было запрещено применять силу к детям, даже по шее нельзя было бить. Год назад мать дала сыну подзатыльник: он пожаловался в школе и мать оштрафовали на годовую зарплату. Теперь Инна держала себя в руках. Но её дочь, Ирма, которой было три года, не знала о существовании судебной системы и штрафах- она хорошо помнила, что её действия когда-то давно привели брата к расплате. С тех пор девочка никогда не упускала возможность подставить его под удар матери. Но удара не происходило.