– Доктор Уотерхауз! Как вы могли столько меня томить? Вам нет оправданий!
Это было явное приглашение ответить чем-нибудь остроумным, но слова просвистели мимо Даниеля, как картечь.
– Э… неужто?..
Ах, но дама привыкла иметь дело с натурфилософами, не умеющими связать двух слов в светской беседе.
– Мне надо было слушать дядю Исаака, когда он говорил о невероятной силе вашего характера.
– Я… простите? – Ему подумалось, не ударить ли себя тростью по башке. Может быть, это восстановит мозговое кровообращение.
– Человек более слабый встал бы здесь, где вы сейчас стоите, в первый же день по приезде в Лондон и говорил бы каждому проходящему: «Смотрите! Видите этот дом? Я его выстроил. Он мой!» А вы! – Она, дурачась, упёрла руки в боки, как будто и впрямь ему выговаривает – это было забавно, но ни в коей степени не наигранно. – Вы, доктор Уотерхауз, с вашей пуританской твёрдостью – в точности как у дяди Исаака, – преодолевали искушение более двух месяцев! Для меня загадка, как вы и дядя Исаак можете столько оттягивать удовольствие, когда я бы просто изнывала от нетерпения! – Почувствовав, что получилось уж слишком рискованно, она добавила: – Спасибо, что так любезно отвечали на мои письма.
– Не стоит благодарности; напротив, это вы меня весьма обязали, – машинально проговорил Даниель и только через мгновение вспомнил, о чём речь.
Катерина Бартон приехала в Лондон на рубеже веков. Ей было тогда около двадцати. Её отец – муж Исааковой сестры – скончался несколькими годами ранее. Исаак взвалил на себя попечение о сиротках. Вскоре после приезда мисс Бартон заболела оспой и вернулась в деревню, чтобы выздороветь или умереть. Тогда-то Даниель и получил от неё письмо, очарование которого нисколько не портил ум, читавшийся в каждой строчке.
Это напомнило Даниелю о необходимости что-нибудь сказать.
– Я счастлив, что переписка доставила мне случай познакомиться с вашим умом до того, как меня ослепили… э… остальные ваши достоинства.
Она пыталась выяснить, почему её дядя таков, как он есть, – не из корыстного интереса, а из искреннего желания стать опорой чудному старику, заменившему ей отца. Даниель написал восемь черновиков ответа, зная, что Исаак рано или поздно найдёт и прочитает его письмо с тем же пристрастием, с каким изучает печатные высказывания Лейбница.