– Да. Хотя внутри партии – как и внутри семьи – она нередко принимает более причудливые и часто более жестокие формы. Как вам известно, доктор Уотерхауз, я третий сын у отца. Меня много били старшие, и я совершенно утратил вкус к дрязгам. Я не хотел становиться лордом от партии тори, поскольку предвидел нечто подобное.
Он обвёл взглядом таверну, отыскивая мистера Тредера. Тот стоял в углу с несколькими джентльменами и ничего не говорил, только слушал и что-то записывал гусиным пером в книжечку.
Уилл продолжил:
– Однако я сказал «да» королеве, потому что она моя королева. С тех пор мне немало досталось и от вигов, и от якобитов-тори, но двести миль по дурной дороге отсюда до Лондона отчасти смягчают удары. Сейчас вы пользуетесь тем же преимуществом, но как только вы сядете в карету и тронетесь по направлению к столице…
– Понимаю, – отвечал Даниель. – Однако мне удары не страшны. Ибо меня сопровождает – чтобы не сказать «преследует» – длинная череда ангелов и чудес, благодаря которым я достиг столь преклонного возраста. Думаю, потому меня и выбрали для этого поручения: я либо заговорён, либо зажился на земле. В любом случае судьба моя решится в Лондоне.
Южная Англия
конец января 1714
ВЕРНЫЙ СВОЕМУ СЛОВУ, мистер Тредер – вернее, караван его телег, экипажей, сменных лошадей и верховых сопровождающих – забрал Даниеля из «Головы сарацина» утром 16 января 1714 года за несколько часов до того, как самый оптимистичный петух начал прочищать горло. Мистер Тредер с учтивым поклоном предложил, а Даниель с искренней неохотой принял честь ехать с хозяином в его личном экипаже.
Поскольку Даниелева особа удостоилась такого внимания, его багаж (три матросских сундука, из которых два были продырявлены пулями) заслужил привилегию ехать в подводе, следующей сразу за каретой. Для этого пришлось снять уже уложенные туда вещи и расставить всё заново, на что потребовалось несколько минут.
Даниель наблюдал за погрузкой, не садясь в карету, и не оттого, что тревожился (багаж видел и не такое), а потому, что дорожил последней возможностью размять ноги, которые от долгого сидения плохо разгибались. Он прошёл по конюшенному двору, высматривая в лунном свете кучки навоза, чтобы не наступить. Слуги сняли с телеги три одинаковых ящика. Отполированное дерево превращало серебристый свет в узор бликов. Все три были мастерски сделаны и снабжены замками, петлями и ручками в форме листьев аканта и прочей флоры, любимой римскими архитекторами. За ними на телеге рядами стояли денежные сундучки, иные размером не больше табачного ларца.