И, словно печатая на старом «Ундервуде»[1], Марк раздельно выдал уничтожающее:
– Тебе все равно этого не понять.
Анна нашла в себе силы подняться, ее сердце готово было разорваться от боли и печали, но она еще надеялась, что этот вечер, начавшийся так изумительно, еще можно было спасти. Глупая и наивная девчонка…
Она шагнула было к нему, но натолкнулась на прозрачную стену, преграду, которую воздвиг перед ней Марк. Он высокомерно смотрел на нее и, казалось, наслаждался ее болью.
– За что? – В пустоту канул немой вопрос, а стена уже отодвинула ее от любимого, от самой любви, от всей ее жизни.
По щекам текли потоки воды, они смешивались с солеными слезами, а по ту сторону такой прекрасный и утопичный мир стал резко стираться и превращаться в пыль. Чем дальше отходил Марк, тем сильнее невидимый злой художник стал вычищать ластиком все то, что сотворила Анна. И эта страшная, пусть и невидимая пустота стала расщеплять дома, светофоры, машины и землю под ногами. Мужчина уже полностью скрылся из виду, и смертельный невидимый поток настиг девушку, моментально превратив ее в ничто.
Прежде абстрактные формы обретали привычную четкость. Анна постепенно возвращалась в настоящую реальность. Девушка, истощенная плохим сном, прокляла ощущение жара, которое словно жгло ее тело. Вдобавок от сухости во рту ее язык стал будто пустыня, заставляя мечтать о глотке свежей влаги.
Несколько секунд она еще лежала с закрытыми глазами и надеялась, что ей удастся вернуться к любимому Марку, несмотря на то, что она сама, реальная Анна Эйрд, в эту же самую секунду лежала на его груди… точнее, на груди его же роботизированной копии.
Марк Два, как прозвала его Анна, появился в апартаментах девушки через месяц после того, как ее бросил «оригинал». Казалось, что логичнее было бы робота назвать Марком, как и ее бывшего возлюбленного, но Анна не смогла. То ли она опасалась окончательно сойти с ума и забыть, что перед ней всего лишь железяка, наполненная продвинутым исходным кодом и материалами, повторяющими внешнюю оболочку тела; то ли присутствием андроида девушка хотела просто прояснить себе, что это лишь игрушка, которая только компенсирует недостающую физическую близость, но никак не духовную.
На часах было пять часов и сорок семь минут – паршивое время для пробуждения, если тебе вставать в семь часов на работу: недостаточно рано, чтобы снова заснуть, потому что потом проснешься разбитым; недостаточно поздно, чтобы встать, потому что впереди еще много времени. С другой стороны, уж лучше так, чем вставать каждый день в шесть утра, если живешь в далеком пригороде Чикаго.