Скворцовский понял, что на этот раз ему не вырваться. Уйти удалось только Мишке Мухе. Он бежал последним и, воспользовавшись тем, что милиционеры были заняты его товарищами, быстрой тенью шмыгнул за поленницу, прячась за развешенным во дворе бельем и за кустами смородины, пробрался на соседний двор. Дворами и ушел от поимки.
С поймавшим его сотрудником правоохранительных органов Вячеслав встретился на следующий день в одном из кабинетов уголовного розыска. Сорокалетний мужчина с зачесанными назад русыми волосами, желтоватыми от курения густыми усами и широко посаженными темно-карими глазами предложил сесть и представился:
– Старший лейтенант милиции, оперуполномоченный уголовного розыска Арсений Валерьянович Матошин.
На этот раз он был одет в новенькую темно-синюю милицейскую форму. На суконной гимнастерке старшего лейтенанта красовались знак «За отличную рубку», орден Красного Знамени и орден Красной Звезды. Когда Вячеслав сел на табурет рядом с покрытым зеленым сукном столом, милиционер произнес:
– Слушаю вас, подозреваемый Вячеслав Степанович Скворцовский по кличке Скворец, тысяча девятьсот двадцатого года рождения.
– Все-то вы знаете, гражданин начальник, только чего меня слушать, я вам песен петь не буду, не умею.
Матошин медленно вытащил папиросу из пачки с надписью «Беломорканал», лежавшей на столе рядом с гипсовым бюстиком вождя мировой революции, чиркнул спичкой, прикурил.
– А мне песен петь не надо, мы не в театре, а в уголовном розыске. Ты мне лучше расскажи, когда и как оказался в банде, какие преступления вы совершали? Куда добытое нечестным путем добро спрятали? Еще о своих сотоварищах расскажи, а в особенности о Вениамине Афанасьевиче Беззубове по кличке Угрюмый и Григории Агафоновиче Дорофееве по кличке Пономарь.
Вячеслав насупился.
– Стучать на своих корешей не приучен, а в хазе первый раз оказался, случайно зашел к Тоньке, тут менты объявились, я сдрейфил, решил сорваться. Мне недавно пришлось на нарах париться, снова неохота. Вместе со всеми на соседний двор метнулся, тут вы меня и повязали. Больше мне калякать не о чем, так что исповедоваться я перед вами не собираюсь.
– Я не поп в храме, чтобы исповеди выслушивать, а если говорить не хочешь, тогда я тебе кое-что расскажу. Отец твой отдал свою жизнь в борьбе с белогвардейцами, мать умерла от тифа. После ее смерти ты воспитывался у соседей, а потом тебя отдали в интернат, откуда ты, отнюдь не за хорошее поведение, попал в исправительно-трудовую колонию.