Она всю жизнь вела дела только вот так. Подставляя людям худшее в себе, словно под свет софитов, позволяя назначать себя виноватой, с готовностью принимая ответственность за чужие грехи. Ей не жалко – пускай. У нее много своих, и чужим места хватит.
Лишь бы люди, свалив на нее всю вину, делали, что она хочет.
И они делали.
Освальд заткнулся и перестал тереть нос. Иви появилась из ниоткуда с картонной тарелкой, на которой лежало хрустящее слоеное пирожное. В присыпанных пудрой лепестках скрывалась взбитая с загустителем консервированная фруктовая кожура. В «Тихушке» такого не подавали, видимо, Иви пришлось сбегать в одну из палаток. Марш представила, как Иви мнется, решая, купить ли самое дешевое пирожное. И как она не решается его купить.
Эта фантазия не принесла Марш никакой радости. Хоть пиво было хорошим – водянистым, почти без ржавого привкуса синтезированного хмеля, зато с хорошо ощутимой спиртовой горечью.
Марш бросила быстрый взгляд на Бесси. Она сидела, зажав одно ухо ладонью, а второй отщипывала по кусочку от пирожного, которое поставила на колени. Наверняка Аби пытался перекрыть шум. Ей стало жаль Бесси – социальному помощнику в дохлом наушнике местную систему не переорать, как бы ни старался.
– Ты так осу получила, да? За взрыв? – спросила Иви, которой пересказал разговор Освальд.
Странно, что она вообще поняла, что он говорил, – Марш казалось, что она просто слушает голос.
Она молча кивнула. Смогла улыбнуться. Ей нравилось, когда люди сами придумывали истории и отговорки.
Оса. Эфир. Серебряная и синяя ачивка сгущается, сгущается на экране и над ее ладонью, а она смотрит и вдруг понимает, что смотрит не так.
Манжета снова сжалась, и Марш незаметно погладила себя по запястью, отдавая команду. Острый клювик иглы безошибочно вошел в вену и тут же скрылся, впрыснув треть положенной дозы.
И оса растворилась в пронизанной зеленью темноте зала «Тихушки», а Марш вспомнила, какие слова нужно говорить.
Она не стала просить у манжеты полную дозу. Нужно сосредоточиться, как Леопольд учил. На чем-то настоящем, близком.
От ворота пальто пахло дымом. Ненастоящим.
А были звуки, настоящие – хруст пластика, вой пламени, визг сигнализаций. И запах – гарь, раскаленный бетон над холодным синим пустырем. Запах горючего, пропитавшего ветошь, – Марш всегда полагалась на то, что нельзя отследить и опознать, что легко достать и можно изготовить дома.