Она прижала панцирь ко второй щеке, чувствуя, как лицо расслабляется по-настоящему. Фарфор всегда был прохладным. Казалось, что он вытягивает напряжение из-под кожи, и оно копится под ромбиками и стершейся позолотой. Может, однажды панцирь треснет, и это будет очень, очень грустно.
Марш была благодарна маленькой черепашке без ног и головы. Она протерла ее рукавом и с сожалением поставила на место.
– Аве Аби, – вздохнула Марш. Не раздеваясь, легла поверх покрывала и закрыла глаза, ловя под веки пустую темноту. – Выключи свет и открой конвент «Абиси».
Она дала своему конвенту безликое название, которое ничего не означало. Это был приватный конвент, личный, но Марш мутило от одной мысли, что кто-то, наткнувшись на его название в сети, решит попробовать его взломать.
– Чтобы выполнить запрос, необходимо подключить гарнитуру.
– Надо же, а я бы не догадалась, – тоскливо пробормотала Марш, нашаривая на полу виртуальные очки.
Она купила их сама, лучшую модель из тех, что были ей доступны. Марш терпеть не могла тратить деньги и не любила их копить, но ради очков специально экономила. Без конвента она, пожалуй, давно бы забрала из социальной аптеки свою именную капсулу мизарикорда, заперлась бы на все замки и уснула бы в этой чудесной темноте навсегда.
Очки привычно сдавили виски и растеклись вокруг глаз амортизирующей подкладкой. Марш не глядя достала трубку и табачный концентрат.
В темноте и в сети ей нравилось еще и потому, что там не было навязчивого блюра повязки. Но прежде, чем созданное ею пространство прогружалось, вокруг сгущался светящийся голубой туман, будто Марш лишилась обоих глаз. В такие минуты горло сжимало паническим спазмом и больше всего хотелось сорвать очки, включить весь свет в комнате, даже старые гирлянды, в которых светилось по три-четыре огонька, зажечь. Она себе не позволяла – для того, чтобы войти в ее конвент, приходилось приносить жертвы. Это и делало его настоящим, не просто набором команд, правильно расставленных в правильном сегменте сети. Черепашка и дырявый веер были молчаливыми свидетелями – то, что никогда не знало жертв, не живет долго.
И спасения от этой жертвы не было, даже у мудрого Леопольда.
Сияние меркло, и вокруг сгущались стены в кремовом шелке, черные оттоманки и высокий ребристый потолок крыши башни.