Кукольные театры, где, сменяя друг друга, шли смешные представления про Сандроне и Пулонию, посещала и городская детвора, и компании их ровесников, чьи родители обеднели. Одни за обе щеки уплетали яблочные цукаты, хрустящее миндальное печенье и медовые пряники, посыпанные сахарной пудрой, а другие, давно выросшие из штанишек, из которых торчали посиневшие от холода ноги, довольствовались «шерстянкой», похожими на резину кусочками бракованного сыра, и старались жевать как можно медленнее, чтобы на подольше хватило.
При взгляде на этих плохо одетых, замерзших детей у Джизы сжималось горло, и она потихоньку давала себе тайную клятву: даже если работа мужа не сможет сделать их детей богатыми, она сама сделает невозможное, чтобы они никогда не узнали нищеты.
Кадеты в кепи Военной школы и в шинелях, застегнутых у самого горла позолоченной пряжкой, в этот день мешались с рабочими в теплых и тяжелых плащах, распахнутых сверху, чтобы все видели черные галстуки-бабочки анархистов. А робкие молодые учительницы, приехавшие на поезде, тонули в толпе веселых студентов университета в плоских шляпах-двухуголках и с бутылками красного вина в руках.
Добродетель смешивалась с пороком, старые вековые традиции уступали требованиям времени. Почтенные деревенские матроны, закутанные в шали, толкали сквозь толпу тяжелые велосипеды своих мужей. Они уже успели произвести на свет пятерых или семерых детей, но все еще стыдливо и лукаво косились на благоухающих юных грешниц, которые шли в последних рядах процессии Мадам Виридианы. Эти девчонки с подведенными глазами и гривами накладных волос, выкрашенных в огненно-рыжий цвет, давно уже отказались от своих настоящих фамилий, чтобы не позорить семьи. Хозяйка воздерживалась выпускать их на улицы: совсем скоро они займут места в ее заведении на улице Оглашенного, в рафинированном храме наслаждений для холостяков и женатых. На расстоянии голоса (по команде?) Дочери Провидения, завесив головы покрывалами, прошли мимо классов маленьких глухонемых, которым они были посвящены, без стеснения толкая на ходу веселых работниц с табачной фабрики, уже пропустивших по стаканчику, которые нахально насвистывали свои социалистические гимны.
Неважно, истинными или нет были чудеса, которые приписывали святому Джеминиану, но его праздник служил передышкой, светящимся окном в самом тоскливом и холодном времени года, обещанием мира на земле.