Сначала выражение ее лица не изменилось, словно женщину поразил тот же яд, что и Хольду, но потом ее красивые черты смягчились: темные глаза засверкали, а улыбка обнажила жемчужные зубы.
– Друзья? Ах, точно… Я о вас двоих наслышана, – сказала мама Тигмонда.
Ее голос казался таким мягким и обволакивающим, будто кто-то заботливо укрывал тебя теплым пледом в суровую, холодную ночь.
– Ты Флинн. – Женщина направила на него взгляд, от которого невольно захотелось растаять. – А ты Хольда, – с особенной нежностью добавила она. – Тигмонд каждый вечер рассказывал о вас.
– К-каждый вечер? – к Хольде наконец-то вернулся дар речи.
– Ну… почти каждый, – уточнила женщина. – Нам разрешено поговорить полчаса в одно и то же время, но иногда он так много работает, что все же не успевает. Очень жаль, что я опять его не застала. – Мрачная тень огорчения упала на ее лицо, но, быстро скользнув, исчезла, вновь уступив место улыбке. – Передайте ему, что сегодня я была тут, как и всегда, а то вдруг он подумает, что я забыла.
– Передадим! – горячо произнесла Хольда. – Мы обязательно передадим ему, что вы были здесь!
– Спасибо, Хольда, – засияла женщина. – И скажи Тигмонду, чтобы берег себя. Напомни ему о его обещании: что мы обязательно встретимся и я смогу обнять его.
– Да, конечно! Все скажу! – закивала Хольда, и ее темно-рыжие косички хлестко ударили по замшевой куртке.
– Что это было? – подал голос Флинн, когда краски на портрете застыли.
– Видимо, этот портрет связан с Небесными Чертогами, – ответила Хольда.
– Разве так можно? – спросил Флинн, находясь в полном замешательстве. – Нам ведь постоянно говорят, что связаться с близкими, которые улетели в Небесные Чертоги, никак нельзя.
– А еще нельзя отнимать у людей память, чтобы они, забыв тебя, преспокойненько отправились в Небесные Чертоги, – повернувшись, сказала Хольда и многозначительно глянула на Флинна: – Ты разве не понял? Этот портрет Тигмонд выменял на свою Монету Судьбы.
– Ты знала об этом?
– Конечно же нет! Я удивилась не меньше тебя, но мне хватает мозгов, чтобы сложить два и два.
– Теперь, оказывается, у меня мозгов нет, – проворчал Флинн.
– А когда это они у тебя были? Напомни мне, пожалуйста! – фыркнула Хольда.
Он точно знал, что этот ветерок ссоры вскоре неминуемо превратился бы в бурю раздора, но, к счастью, их прервал звонок.