И тогда он объявил создание Галактической Империи Инуитов.
Это был не триумф и не парад. Это был чистый расчёт. В условиях постоянной угрозы – порядок был необходим. Структура, координация, иерархия. Не для власти. Для выживания.
– Империя – это не господство, – сказал он, стоя перед собравшимися в совете кораблей-командиров. – Это защита. Чтобы не пришлось снова сжигать миры, чтобы выжить.
Империя охватывала уже не только Солнечную систему. Несколько разведывательных отрядов преодолели подпространственный барьер и начали осваивать ближайшие звёзды: Проксима Центавра, Эпсилон Эридана, Тау Кита. Там тоже строились базы – на орбитах пригодных планет или в атмосферах газовых гигантов. Каждая база была связана с центром – базой на Марсе. Там хранился главный архив. Там собирались все данные. Там решались судьбы миссий и планировались следующие шаги.
Анка стоял перед огромным прозрачным экраном. На нём медленно вращалась голограмма Галактики. Ещё многое было пусто. Многое – неизвестно. Но не навсегда.
– Это только начало, – сказал он тихо.
Позади него стояли три новых флагмана. Ещё не активированные. Их разумы ещё не пробудились. Но скоро – пробудятся. Они станут новыми глазами, щитами и руками Империи.
Высоко в горах, где воздух тонок и холод держится даже летом, находилась пещера. Снаружи она казалась обычной – каменная, полутёмная, с узким входом. Но тем, кто искал не укрытие, а истину, она открывалась иначе. Будда знал, как открыть этот вход. Не руками. Не силой. Но намерением. Он просто подходил, касался стены и вход появлялся. За ним – зал, не подчинённый времени. Там не было пыли, не было эха, не было ветра. Только ровный свет, льющийся откуда-то сверху, и гладкий чёрный пол. Там он тренировался. Там его ждала Алими.
Она не говорила лишнего. Удары – прямые, расчётливые. Движения – быстрые, но выверенные. Они не боролись, они проверяли границы. Снова и снова.
– Ты продвигаешься, – сказала она однажды, когда они остановились. – Уже не только тело слушается тебя. Пространство – тоже.
Будда не ответил. Он просто поклонился.
Позже, в одиночестве, он сел в центре зала. И стал создавать копии.
Это была древняя техника. Не доступная обычным людям. Не клонирование тела – это было бы грубо. Это были мыслеформы, заключённые в оболочку, сделанную из вещества, найденного ещё в детстве им на метеоритной равнине. Каждая копия имела его лицо. Его голос. Его знание – до определённого момента. Дальше – они решали сами. Это было важно. Без воли – они были бы просто голограммами. Слишком много воли – и они стали бы угрозой.