На первый взгляд супружество выглядит проще некуда: двое женятся, заводят детей. Живут вместе, стараются относиться друг к другу как можно лучше и идут по жизни рука об руку. Поддержка, любовь, дружба, еда, сон, работа, хозяйство, прогулки по воскресеньям, кино по вечерам. Просто как дважды два.
Но стоит приглядеться внимательнее, и история под названием «супружество» распадается на тысячи мелких затруднений. Сам брак отходит на второй план, превращается в данность, условие, – а вот с сотейником, к примеру, что делать? И говорить ли сегодня вечером фрау Шарренхёфер, чтобы забрала из комнаты часы? Вот в чем загвоздка.
Они оба об этом догадываются. Но оба страшно рады, что в купе, кроме них, наконец-то никого нет. Сотейник и часы забыты, супруги приникают друг к другу, поезд грохочет. Время от времени они переводят дух и снова сливаются в поцелуе. Наконец поезд начинает замедляться, намекая: Духеров.
– О боже, уже приехали! – хором восклицают они.
Пиннеберг напускает таинственности, Овечка теряется в догадках, зато для Малыша находится золотой петушок
– Я заказал машину, – торопливо сообщает Пиннеберг. – Дорога неблизкая, тебе будет тяжело так далеко идти.
– Ой, ну зачем? Пустая трата денег! В Плаце в прошлое воскресенье мы гуляли целых два часа!
– Но еще же вещи…
– Наняли бы носильщика. Или кого-нибудь из твоего магазина. У вас же есть грузчики…
– Нет-нет, я этого не люблю. Это как-то…
– Ну хорошо, – сдается Овечка. – Как скажешь.
– И еще кое-что, – поспешно добавляет он, когда поезд уже тормозит. – Мы не должны вести себя как супруги. Сделаем вид, что мы мало знакомы.
– С какой это стати? – удивляется Овечка. – Мы же официально женаты!
– Ну, знаешь, – смущенно бормочет он, – люди не поймут… На свадьбу мы никого не звали, объявлений в газету не давали. И если сейчас нас увидят, то могут обидеться, понимаешь?
– Не понимаю, – озадаченно отвечает Овечка. – Объясни еще разок. Почему люди должны обидеться на нас за то, что мы поженились?
– Я тебе потом расскажу. Не сейчас. Сейчас нам пора… Понесешь сама свой чемоданчик? И пожалуйста, делай вид, что мы посторонние люди.
Овечка больше ничего не отвечает, только смотрит на своего милого искоса, с сомнением. Тот – сама любезность, помогает спутнице выйти из вагона, говорит с застенчивой улыбкой: