Чередованием смеха со стонами
Жизнь моя будет полна.
Я сочетаю кокотку с мадонною,
Пью чашу жизни до дна.
Пусть в моей жизни много страданья,
Я не печалюсь о том.
Глуп и бессмыслен смех без рыданья.
Смех без рыданья – ничто.
Но без ликеров восторга и ласки
Жизнь будет так же пуста.
Манят уста алой яркостью краски,
Пьяно целуют уста.
Чередованием смеха со стонами
Жизнь моя будет полна.
Я сочетаю кокотку с мадонною,
Пью чашу жизни до дна.
12 марта 1925
* * *
Мне стыдно идолов моих.
А. С. Пушкин
За одиночество, за ночь,
Простертую во днях,
За то, что ты не смог помочь,
За то, что я лишь прах,
За то, что ты не смог любить,
За грохот пустоты…
Довольно! Этому не быть.
За всё ответишь ты.
Ты мне являлся по ночам,
Мгновенно озарив.
Ты был началом всех начал,
Звучаньем первых рифм.
Являлся, чтоб дрожала мгла
Световращеньем строф,
Чтоб насмерть я изнемогла
От щедрости даров.
Ты был безгласен, и незрим,
И полон тайных сил,
Как темнокрылый серафим,
Что Бога оскорбил.
Ты кровь мою наполнил тьмой,
Гуденьем диких сфер,
Любовью (ты был только мой!),
Любовью свыше мер.
Ты позабыл меня давно,
Но я тебя найду.
Не знаю где. Не знаю. Но
В полуночном бреду
Возможно всё…
По склонам скал
Наверх (а эхо – вниз).
Ты здесь, наверно, тосковал –
Здесь мрак плотней навис,
Здесь бесноватых молний пляс,
И треск сухих комет,
И близость беззакатных глаз,
Дающих тьму и свет.
Ты близок. Путь смертельных круч
Окончен. Вперебой
Толкутся звезды. Залежь туч.
И бредится тобой.
Ты здесь. Но звездная стена
Увидеть не дает.
Я прошибаю брешь. Она
Надтреснута, и вот
Я в брызгах радости, в лучах,
В лохмотьях темноты,
И, распростертая во прах,
Смотреть не смею: Ты!
Клубится мгла твоих волос,
И мрачен мрамор лба.
Твои глаза – предвестье гроз,
Мой рок, моя судьба…
Глаза! – Разросшаяся ночь,
Хранилище зарниц…
Ветрищу двигаться невмочь
Сквозь душный шум ресниц.
За одиночество… Не верь!
О, мне ли мстить – зови…
Иду, мой демон, – в счастье, в смерть –
В предел земной любви.
1929
* * *
Не забыть мне февральского дня.
Сердце мчалось гонимою ланью.