Кричит из другой комнаты муж, а я прирастаю пятками к полу и глупо пялюсь расфокусированным взглядом в точку на стене.
Кофе с шипением вытекает из турки на плиту. И я не знаю, что больше расстраивает меня в эту секунду.
То ли то, что у мужа есть любовница, и она ждет от него ребенка. То ли то, что вместо крепкого ароматного американо я получила невзрачную коричневую лужицу на керамической поверхности.
– Собрала.
Бурчу я неразборчиво и двигаюсь к раковине, чтобы намочить губку.
Я узнала о том, что Олег мне изменяет, две недели назад, и успела пройти три стадии принятия неизбежного.
Сначала я отрицала очевидное. Отчаянно мотала головой. И затыкала уши, лишь бы не слышать подробности их интрижки.
После упала в котел лютого гнева. Расколотила половину сервиза, подаренного свекровью. И испортила недавно купленную в рассрочку плазму.
Потом торговалась с совестью до жжения в легких. Пыталась убедить себя в том, что еще можно сохранить семью.
Глупая.
– Мамочка, не грусти, пожалуйста! Скоро я вырасту и заработаю нам много-много денег. Мы купим с тобой большой дом и никогда не будем ни в чем нуждаться.
Из омута безрадостных мыслей меня вытаскивает сидевший молчком сын. Косится на меня из-под пушистых ресниц. А я захлебываюсь щемящей нежностью от его непосредственности.
Пересекаю рваным шагом кухню. Опускаюсь рядом с ним и растрепываю его каштановую шевелюру.
– Обязательно купим, сынок. Ты у меня самый лучший мужчина на свете.
Говорю ему со всей искренностью, на которую я только способна, и поражаюсь тому, как быстро взрослеют современные дети.
И мне бы ругать глобализацию и чертовы гаджеты, в которых залипают подростки. Но в глубине души я понимаю – в первую очередь виноваты мы с Олегом.
Это мы лишили собственного ребенка нормального детства.
– Аня, что с кашей?
– Сгорела.
Я отвлекаюсь на переступающего через порог супруга и небрежно пожимаю плечами.
Я вряд ли бы сильно огорчилась, если бы этот дом обуглился дотла. А тут какая-то овсянка.
– Хочешь, возьми бутерброд.
– Аня! Ты же знаешь, я терпеть не могу питаться всухомятку.
– А мне что прикажешь делать? Катеньке своей позвони. Пусть готовит тебе первое, второе и компот.
От упреков, на которые Олег больше не имеет права, во мне просыпается злобная стерва. Это она выразительно выгибает бровь, иронично хмыкает и язвит.