Чёткая, простроенная, сбалансированная энергетика – практически у всех. Отряд подобран не случайно: он состоит из опытных путешественников и исследователей. Легко прочитывается также принадлежность всех без исключения к жёсткой и секретной структуре. Эти люди наделены развитой интуицией и твёрдой волей. Однако практикующих среди них не заметно: ни особого свечения головы и рук, ни клубящихся тёмных полей, как у шаманов. Или же я чего-то не знаю ещё о немецких практикующих.
Целый следующий день я ждала, но ничего не происходило. Не скрывая заинтересованности, я выискивала взглядом немцев, а мой опекун-тибетец окружил меня такой плотной атмосферой прохладного буддистского сострадания и покоя, что невольно стало казаться, будто он знает о моих подлинных планах и сочувствует им. Между прочим, мы с ним установили чудесный мысленный контакт, и я очень старалась хотя бы через это продемонстрировать свои способности. Но, понятно, секретная информация оставалась надёжно скрытой в тех самых, заранее подготовленных, карманах памяти.
Весь день мы ходили и на молитвы, и в столовую, и по делам, но фашистов увидели пару раз лишь издали. Я решила: пора действовать! Я ведь даже не знала, сколько времени немцы пробудут в монастыре. Интуиция подсказывала, что они надолго. Но мало ли что может заставить их поменять планы. Кроме того, если буду и дальше молчать – выйдет подозрительно. Надо задать «моему» монаху вопрос о людях, говорящих на моём родном языке. Или самой инициировать контакт.
Однако проявлять инициативу мне не пришлось. То ли монах успешно прочитал моё мысленное обращение к нему, то ли события двигались заранее определённым чередом – только на следующее утро я стояла перед высоким мужчиной в сером мундире с резкими чертами лица и совершенно ничего не выражавшими глазами.
Конечно, на физиономии немца, который, как выяснилось позже, возглавлял экспедицию, отражались и любопытство, и прагматический интерес, но глаза оставались неподвижными и будто пустыми. Единственная человеческая реакция: он то и дело взглядывал на мою бритую голову, едва начавшую обрастать светлой щетинкой.
– Дитя, ты говоришь по-немецки?
– Да, господин!
Вот и настал момент, к которому меня готовили особенно тщательно. Пора рассказать свою легенду. Неторопливо, без лишнего рвения, но и без утайки я отвечала на вопросы.