Наследство голубых кровей - страница 2

Шрифт
Интервал


– Владимир, – представился он, и, взяв ее за руку, помедлив, добавил, – по-моему, это любовь с первого взгляда.

Она почувствовала, как от внезапно охватившего ее волнения во рту пересохло, и от этого не смогла вымолвить ни слова в ответ, лишь слабо кивнула и улыбнулась, зачарованно глядя на него своими большими зелеными глазами.

А дальше были безумные, бессонные ночи, дни, в мучительном ожидании и подсчете секунд до следующей встречи. Цветы огромными охапками и милыми романтичными букетиками, любовные записки во всех карманах, телефонные разговоры ни о чем и обо всем на свете, и необъятное, необъяснимое, самое настоящее счастье.

Они поженились, дав клятву друг другу никогда не расставаться, быть вместе и в горести и в радости, пока не случиться самое страшное. Алина думала, что «самое страшное» – это смерть, но оказалось, что измена, хоть и несравнимо, но тоже страшно, и очень больно, так больно, что трудно дышать, вроде можешь, но каждый вздох, как последний. А потом надо жить дальше и собирать себя по осколкам, и делать выбор, что-то решать, а как решать, когда нет сил, и весь мир разрушен, и веры нет, и все, что было, все счастливое прошлое – вранье, словно кто-то залил свадебные фотографии черными чернилами.

Он совершенно не мог внятно объяснить, как это случилось, только чуть не плакал и клялся, что это было единственный раз. Что-то объяснял про кризис среднего возраста. Про то, что иногда в тридцать пять мужчине кажется, что есть и дом, и сын, и жена, и любимая работа, и все вроде хорошо, а жизнь проходит, и думается, что самое лучшее пропускаешь, что дома обыденность, а где-то праздник, и друзья кругом считают инопланетянином, оттого, что ты семь лет верен жене, и тут противный голос внутри нашептывает: «Давай, живем один раз!». И вот ты уже и сам уверен, что так надо, что все так живут, и совершаешь то самое, которое потом оказывается непоправимым, потому что жена случайно узнает, и все твои доводы неубедительны, а все, что раньше казалось надоевшим и скучным, вдруг рушится, и ты понимаешь, что совершил главную ошибку жизни, и что ваша семейная лодка стремительно идет ко дну, и исправить ничего невозможно, ведь ты сам ее потопил, направив на скалы.

Развод, хоть она сама на него подала, оглушил Алину. Как в тумане была она первые месяцы, не понимая, что делать, как дальше жить, зачем надо есть, ложиться спать, с кем-то общаться, куда-то ходить. Она на автомате заботилась о сыне, ходила на работу, но была, как привидение, которое внезапно обрело телесную форму, но продолжало шуршать между людьми без чувств и целей. Из депрессии, как из болота за волосы, ее вытащила мама, которая временно переехала к ней, взяв на себя все хозяйственные заботы. Постепенно жизнь входила в привычное русло, точнее не в привычное, а в новое русло без мужа. Алина стала жить ради сына, ходить на любимую работу, встречаться с подругами. Чтобы не плакать одной в комнате от одиночества, у них с мамой появилась привычка подолгу пить чай вечерами и болтать о всякой ерунде в ожидании сна.