Однажды Елпановы привезли с ярмарки листовое оконное стекло и маховую пилу. Многие переселенцы, которые родились и жили еще при господах, раньше стекло уже видели – господские дома со стеклом вместо животного пузыря в окнах назывались светлицами или светелками.
И пилы жители таежного Зауралья видывали: двуручные, лучковые, ножовки – словом, всякие. Но что за штука маховая пила и как ею пользоваться, в деревне Прядеиной пока никто не знал. Посмотреть собирались толпами, будто на рождественские или масленичные гулянья. Елпановы на глазах всей деревни показали, какова маховая пила в работе (и когда они успели-то такой премудрости научиться!). Мужики, которые побогаче, чуть ли не Христом богом упрашивали Елпанова:
– Уж ты, Василий Иванович, будь отцом родным – как поедешь еще раз в завод, так привези ты мне пилу-то эту маховую: ежели к ней приспособиться, так любой тес ею пилить – как семечки щелкать!
Для маховой пилки ставили козлы; один пильщик стоял наверху, другой – внизу, и бревно пилили вдоль по всей длине. Даже в отдаленных деревнях скоро появились мастеровые – пильщики маховой пилой.
Особо мастеровитых знали далеко вокруг, имена-прозвища их были у всех на слуху, и привечали их так же, как до этого – лучших пахарей, косарей или особо умелых молотильщиков.
Осенью, когда подобрались со страдой, Елпановы поехали на Покров в киргинскую церковь, а заодно – в гости к сватам.
Настасья соскучилась по матери, и после обеда она долго шепталась с ней в горенке, рассказывала, как тяжело болела ее свекровь все эти годы, но последний год к ней привязалась еще водянка, а перед смертью она слегла совсем и умирала очень тяжело и долго:
– Вот уже полгода как ее похоронили, а все не могу в себя прийти, – жаловалась Настасья.
– Полно те, чё это ты? Кажись, никогда не была пужливой. Полечиться надо тебе. Приезжай уж к нам в гости, к бабке Евдонихе сходим, все пройдет.
– В эту зиму умер Кирило-косой, – продолжила делится новостями Пелагея, – шел пьяный от зятя после Рождества и упал на дороге. Когда привезли домой, был еще жив, но отморозил руки и ноги. Позвали дедка Евдокима, но лечить было уже бесполезно, руки и ноги почернели, вздулись пузырями, как гусиные лапки перед огнем. Пузыри стали лопаться, а раны мокнуть. Потом пошел по одной руке антонов огонь, больному сделалось хуже, он стал бредить, срывать повязки, бегать по избушке, потом затих и умер.