– Ангел-хранитель намекает, что против снарядов не умеет…
– Сказано все точно, только тогда не было «сталинских органов», – добавил Гусь.
– Бывает еще на войне, что просто – не повезло. Удача – ветреная девчонка, не успеешь задрать ей юбку, как убежит, хлестнув тебя подолом по морде, – философски заметил очкарик.
– Моему отцу отчекрыжили пальцы на ногах. «Окопная стопа». Но он считал, что ему повезло. А у Гуся старикан тоже считает, что дешево отделался, по сравнению с теми камрадами, которых барабанный огонь перемешал с землей, – пожал плечами Поппендик.
– А твой папенька был на фронте? – спросил каким-то вялым и тусклым голосом своего неприятеля водитель.
– Конечно. Пошел добровольцем в первую неделю войны, – немного удивленно ответил заряжающий.
– В штабе, само себе разумеется? Или на дальнобойных ворчунах?
– Нет, сначала техником, потом авиатором, – не моргнув глазом, ответил очкарик, невозмутимо намазывая себе на подчерствевший кусок хлеба «масло для героев», как иронично назывался в вермахте маргарин.
– Ну, естественно… Не ранен?
– Обгорел один раз, – вздохнул заряжающий и неторопливо откусил кусочек хлеба.
– Подбили? – настырно, словно пьяный, продолжил вопрошать Гусь.
– Нет, закоротило новомодное электрическое обогревание летного костюма и шлема. Пока посадил свой «Фоккер», получил ожоги. А почему тебя это интересует? – внимательно посмотрел на странно ведущего себя водителя сын бонзы.
– Да так… Твой папаша из богатой семьи. Вот и вся удача. А мой старикан – из крестьян. Твой, понятно, идет в привилегированные войска, а мой в пехоту. Твоему обожгло электричеством задницу, а моему оторвало осколком нос, и глаз вытек. Вот тебе и вся удача. У кого толще кошелек – тому и Фортуна, – зло сказал водитель. И еще больше разозлился, увидев снисходительную тихую улыбку оппонента.