Когда завтрак был съеден, а крылечки подмётены, Эллиан остался на крыльце, разглядывая карту, вырезанную из листа. Это был его собственный «план дозора» – с тропами, ловушками, башнями (в действительности – камешками и корягами). Он наметил маршрут: сначала через грибной холм, потом мимо трескучего ручья…
Когда эхом разнёсся звон из ракушки, Эллиан подскочил. Сердце застучало где-то в груди, как маленький барабанчик. Это был сигнал дозора – возврат с обхода, иногда тревожный, если в лесу что-то не так. Он кинулся к тропинке, ведущей к северному выходу из пня.
Там уже собрались другие жители Лощины: старушки с покрытыми мхом корзинками, дети с глазами-лампочками, тётушки, жующие стебли чабреца. Все ждали.
Из тени еловых игл показались трое: рослый дозорный Мейр, шустрая мышка Лира – и между ними, усталый, но важный – Тимон. На его плече был разорван кусочек плаща, а на щеке – тонкая царапина.
Эллиан ахнул.
– Тимон! Что случилось? Это кровь?
– Не моя, – буркнул брат и устало шлёпнул по плечу Лиру, который тащил сумку. – Мы наткнулись на ласку. Прямо у западной тропы.
Вокруг послышался вздох. Кто-то выронил корзинку.
– Она охотилась? – спросил кто-то.
– Она пробовала нюхать следы. Мы дали ей понять, что Лощина – не для неё, – голос Мейра был твёрд, как кора. – Но, похоже, она вернётся. Мы усилим дозор.
Среди мышей раздался приглушённый ропот. Детей тут же начали отводить подальше, но Эллиан остался – слился с кустиком мха и замер. Он не уйдёт, не сейчас.
Из глубины пня вышел Корт – старейший дозорный, с обломанным ухом и плащом из вороньих перьев. Его лапа всё ещё хранила след былых сражений, и все замолкли, когда он заговорил.
– Ласка – это не просто зверь. Это охотник. Она не забывает запахов и не прощает обид.
Сегодня вы были храбры, но это только начало.
Начиная с этой ночи, вводим двойной ночной патруль, смена каждые три часа. Никаких одиночных вылазок.
Каждый дозорный будет носить огни-отражатели. Мы не прячемся – мы показываем: «Здесь дозор».
– Но… – кто-то запнулся, – у нас не хватает молодых…
– Пусть старейшины решат, кто годен, – ответил Корт. – А теперь все – по норам. Спокойствие – сила Лощины.
Он повернулся и ушёл, оставляя за собой ощущение каменной стены – надёжной, но холодной.
Позже, вечером, когда фонари из светлячков начали мерцать мягким янтарным светом, Эллиан сидел под лестницей у норы и что-то вырезал из листа – новый символ, свою личную эмблему дозора. Он слышал всё. Каждое слово.