Август в этом году был жестоким – жара не спадала, она душила, висела пыльным маревом над асфальтом. Ею дышал каждый кирпич многоэтажек. Чертова сковородка. Поливальные машины не справлялись, пылающий асфальт покрывался трещинами, вода почти сразу превращалась в едкий, пропахший резиной пар. Из каждого телевизора и радио убедительно просили оставаться дома до вечера, вызывать «Скорую» при тепловых ударах, быть внимательными на улицах к людям, которые почувствовали себя плохо. Рассылки от МЧС заставляли телефоны коротко пищать.
Редкие деревья во дворах многоэтажек пожухли, скрутились пыльные увядшие листья, пожелтели редкие клочки травы под ногами. Городская суета утихла, каждого второго свалила беспощадная мигрень. На улицах встречалась лишь храбрая, сумасбродная молодежь с обгоревшими носами: девушки щеголяли легкими платьями, большая часть парней – обнаженными торсами. Люди обмахивали лица ладонями, шумно дули в оттянутые вырезы одежды и тускло пересмеивались, ожидая спасительной вечерней прохлады.
За окном мелькали вывески зазывающих магазинов, арки въездов во дворы, пустые площадки детских садов. Совсем скоро они сядут в поезд, а после – в шумный, громко чихающий черным дымом из выхлопной трубы автобус.
Впереди парней ждала долгая дорога в уже знакомое место. Место, укравшее привычное течение их жизней. Красивые, но такие страшно-жестокие Козьи Кочи.
Все происходящее напоминало ему мрачный приквел к дешевому фильму ужасов. Заевшая пленка, которая портит качество видео серой рябью, нудным писком и миганием. Тот же водитель, неловко почесывающий голову, когда дверь не открылась с первого раза. То же тихое поскрипывание проржавевшего, давно не белого автобуса, ядреный запах бензина в салоне и хрипящий шансон из древнего радио.
Теперь они ехали вдвоем. Не было мягкой дремы, опускающей веки после долгой дороги в поезде, не было звонкого смеха и ядовито-острых реплик Елизарова, подмигивающего Гавриловой, оттопырившей средний палец. Раньше они были наполнены мыслями об отдыхе, вдохновленные необычным путешествием, тянулись ко всему новому. И разрушались, падая бескрылыми мотыльками, погибшими в яростном огне. Внутри Бестужева алым цветом расцветала лишь решительная одержимость, он перебирал возможности, просчитывал ходы и отчаянно ненавидел все происходящее. В широком проходе рядом с водителем стояла пустая коляска Славика – их вынужденная попутчица.