– Не то чтобы я рвусь восполнять пробелы в нашем прошлом, – заговорил Рейн, давя в себе желание хорошенько взбодрить голову; спустя два часа контроль настроения начинал слабеть и ему приходилось себя одёргивать, чтобы машинально не наложить его снова, – но мне всегда казалось, что ты недолюбливаешь Чертог Ночи. А теперь я что-то часто от тебя о нём слышу.
Макс шёл чуть впереди, его голос заглушали бездарные уличные музыканты и громкие разговоры прохожих.
– Как хранитель терпеть его не могу. Работать там всегда было тяжело, хотя во время обучения мы видели куда меньше, чем старшие.
Сам Рейн никогда не думал о Чертоге Ночи с этой точки зрения. Для него город был тем самым местом, где без объяснений и причин чувствуешь себя как дома.
– Я всегда говорил, что Сфера внизу может решить большую часть проблем, а утроенный патруль справится с остальными, – добавил Макс. – Тогда Чертог Ночи стал бы таким, каким и должна быть столица, – безопасным.
Выбравшись на другую сторону перекрёстка, Рейн поравнялся с братом.
– Что, если бы всё изменилось?
– Всё и изменилось. Я больше не хранитель, – ответил Макс, с сомнением задерживая на нём внимание.
Эти слова заставили вспомнить, что однажды Рейн слышал от него совершенно противоположное. Как это и бывает с болезненными воспоминаниями, оно быстро собралось перед глазами.
– Что? Ты хочешь жить в Чертоге Ночи? – спросил его Макс, закуривая прямо в комнате коммуналки, куда они вдвоём вернулись после похорон матери. Кроме них двоих, больше никого не было. Если откровенно, то он не ждал и Макса, но брат припёрся в чёрном костюме и вообще выглядел куда лучше Дэна, у которого только на днях созрела магия, а теперь подступала ломка. Его вид, похоже, был настолько жалок, что вызывал короткие обеспокоенные взгляды даже у пропавшего почти на год брата. – Это не город, а рай для преступников.
– Почему ты ничего не рассказал? О магии? – справляясь с телом, которое готовило мучительный бунт за новую дозу, спрашивал Дэн.
– Есть правила.
Об этих правилах ему ещё только предстояло узнать.
– Что с тобой? – ослабив галстук, снова заговорил Макс, когда больше не смог игнорировать, что брата трясёт. – Ты ширяешься, что ли?
Этот вопрос вызвал только отрывистый смех. Мысли были вязкими и всплывали на поверхность сознания медленно. Отупевшая голова тогда не смогла выдать ничего умнее, чем удар по самому больному: