Иногда, за праздничным столом, намахнув граммов пятьдесят коньячка, тетя Валя, расчувствовавшись, со слезой в голосе глядела на наши с сестрой счастливо улыбающиеся рожицы и шептала, не скрывая отчаянья: «Брошенки…» Не могу сказать, что я на это не обращала внимания, просто привыкла к подобному выражению теткиных чувств. Правда, однажды я все же попыталась установить истину в этом вопросе, назидательно проговорив: «Теть Валя, не нас бросили, а мы бросили. Чувствуешь разницу?» Но тетка разницы, кажется, не чувствовала, потому что на мою короткую отповедь сердито буркнула: «Да без разницы! Брошенки и есть!» И, видимо, от отчаянья, хватанула еще пятьдесят граммов коньяку и шумно втянула в себя воздух, будто это был не коньяк, а медицинский спирт. После этого я с теткой спорить не бралась, потому как после смерти мамы она для меня оставалась единственным родным человеком, так сказать, из старшего поколения, и огорчать ее мне не хотелось.
Ну, в общем… После тяжелого трудового дня, целый день провозившись на кухне и умудрившись напечь просто-таки немыслимую гору всяких пирогов, плюшек, куличей и прочей снеди, мы с сестрой сидели на диване в гостиной, уютно укрыв ноги пледом и читали книги. Выбрать у Сени было из чего. Библиотека была богатой, собранной, так сказать, книжечка к книжечке двумя поколеньями семьи. Для пущего уюта она еще растопила камин, который тоже имелся в ее квартире, расположенной в самом центре города на последнем, третьем этаже. Именно подобное расположение квартиры и позволило в свое время ее мужу (бывшему, разумеется) соорудить такое диво-дивное. Пожалуй, это было единственное светлое пятно памяти о его пребывании на жилплощади сестры. Ну, в общем… Не буду отвлекаться.
Итак… За окном темная ветреная апрельская ночь. Ветви кленов, близко стоящих к дому, изредка, как голодные коты, царапались в окно под порывами ветра. Небо было затянуто низкими тучами, и из них на землю с неизменной периодичностью сыпался то снег, то дождь. Тем уютнее было нам сидеть на мягких диванных подушках и смотреть на горящий огонь. И вот тут-то, казалось бы, в самое спокойное, можно сказать, умиротворенное время и наступил тот самый момент, от которого пошел отсчет судьбы, изменивший мою дальнейшую жизнь. Правда, я об этом в тот момент и не догадывалась. Потом, по прошествии многих лет, я иногда задавала себе вопрос: а знай бы я, что именно этот момент и будет неким переломным, изменила бы я что-нибудь, чтобы избежать всего того, что происходило позже? И с грустью вынуждена была констатировать (себе ведь не соврешь), что вряд ли…