– Я в больнице тоже учился. – Другой овладела робость.
– Это тебе придется еще доказать. А теперь поторопись и не отвлекай других от занятий.
Ученик, сидевший на месте Други, подвинулся влево, однако остался за той же партой. Кто-то шепнул ему сзади:
– Альберт, иди сюда! Что это ты с ним сел?
– Заткнись! – буркнул Альберт в ответ. Прозвучало это весьма значительно.
– Сколько раз я тебе говорил, Берг, не мешай вести урок! – Голос учителя звучал резко. – Свои хулиганские выражения оставь, пожалуйста, при себе или употребляй их среди себе подобных.
– А я и так среди себе подобных, – последовал ответ.
Должно быть, Альберт обладал невозмутимым спокойствием. Он был небольшого роста, коренаст, необычайно широк в плечах. И нетрудно было представить его себе таскающим тяжеленные мешки – его короткие ноги ступали твердо и уверенно по земле. Тот, кто его не знал, мог дать ему восемнадцать лет, однако на самом деле ему недавно исполнилось четырнадцать. Весь он был какой-то ладный, а черты лица выражали решительность – казалось, их вырезал скульптор. Смуглая кожа, крупные белые зубы, мягкое выражение глаз позволяли предположить, что Альберт вырастет красавцем. А густые, немного взъерошенные черные волосы как бы свидетельствовали о постоянной непокорности. Они и придавали ему несколько дикий, цыганский вид.
Господин Грабо зло поглядывал на Альберта сквозь стекла очков. Голос его дрожал.
– Встань и извинись!
– С какой стати? Я же среди себе подобных, – ответил Альберт, не думая подниматься.
– Не хами!
– Я только правду говорю.
– Заткни наконец свою глотку!
– Так не принято говорить. Это тоже хулиганское выражение.
Лицо господина Грабо приобрело цвет переспелого помидора. В великом гневе он закричал:
– Ты… ты!.. – но так и не смог найти нужного слова.
– Что я? – спросил Альберт в своей спокойной, невозмутимой манере.
Господин Грабо задыхался. Вытянув левую руку в сторону двери, он зарычал:
– Вон!
Другой рукой он швырнул мелок в Альберта, который небрежным, но точным движением поймал его и принялся рассматривать, словно редкую диковинку. Потом заметил с наигранной грустью:
– Видали мы и лучшие образцы… – и изящным броском переправил мелок в маленький ящик, прикрепленный к доске. Затем отвесил полный издевки поклон своим товарищам-ученикам и сел. Теперь уже никто не смеялся.