Степан Разин: Разбойник или мститель? - страница 2

Шрифт
Интервал


Казнь и бессмертие: От анафемы к героизации

16 июня 1671 года Степан Разин был четвертован на Болотной площади. Под пытками он молчал, а его брат Фрол, сломленный, выкрикнул: «Слово и дело государево!» Патриарх предал его анафеме, но народ продолжал петь: «Ой ты, батюшка, Степан Тимофеевич…» В XIX веке декабристы и народники видели в нём первого революционера, а в СССР – борца с феодализмом. Даже Пушкин отметил: «Стенька Разин – единственное поэтическое лицо русской истории». Однако современные исследования подчёркивают: его жестокость часто граничила с садизмом, а лозунги о «царе-батюшке» были лишь тактикой, а не идеалом.

Эпилог: Зеркало русской трагедии

Степан Разин – не герой и не злодей. Он был порождением эпохи, когда ярость угнетённых, казачья свобода и имперская машина столкнулись в кровавом танце. Его восстание, как писал Костомаров, стало «взрывом отчаяния», а не продуманной революцией. Но именно эта стихийность превратила его в миф – символ вечного русского бунта, «бессмысленного и беспощадного», но притягательного своей силой и трагизмом. В его истории, как в капле воды, отразились все противоречия России: мечта о свободе и цена крови, жажда справедливости и тень самодурства.

Глава 1. Истоки бунта: социальный взрыв или личная месть?

1. Крепостной гнёт и бегство на Дон: реки народного отчаяния

XVII век в России стал эпохой страданий для крестьян. Соборное уложение 1649 года превратило их в «вечную собственность» помещиков. Налоги душили сёла: с каждого двора требовали деньги и «десятинную пашню» для государства. Воеводы грабили последнее зерно из амбаров. Голод, войны с Польшей и бесконечные поборы сделали жизнь невыносимой.

В ответ на это тысячи крестьян бежали на юг, к вольным берегам Дона. Там, среди бескрайних степей, возникали казачьи станицы – оазисы свободы в море деспотизма. Казаки не платили податей и жили по законам «Донской вольницы». Именно здесь, в станице Зимовейской, вырос Степан Разин.

Его детство прошло среди камышей и звона сабель. Казачья вольница научила его ненавидеть несправедливость. К 25 годам Степан стал атаманом. Он видел, как оборванные беглецы ютились в землянках и питались кореньями, в то время как богатые казаки жили на царском жаловании. В его сердце кипела ярость: против бояр, против Москвы, где одни рождались господами, а другие – рабами.