На стене дома, между окнами с белыми кружевными короткими занавесками, ярко выделялась большая фотография в рамке, с которой улыбался широкоплечий мужчина в белоснежной форме капитана дальнего плавания. Он держал на руках смеющуюся Катю, лет шести, и по краям от него стояли двое мальчиков повзрослее, и статная худощавая женщина с длинными прямыми тёмными волосами и чуть надменным взглядом. Не сложно было догадаться, что Катя сидит на руках отца, потому что была она почти полной его копией: те же округлые черты лица, почти одинаковые изгибы бровей, волнистые волосы. И даже детские ямочки на щеках у них были одинаковыми, так же, как и ярко синие глаза почти всего семейства, кроме статной красивой женщины. И если присмотреться к старику, то можно было заметить, что глаза и у деда, и у внучки, были также схожи своим цветом безмятежной морской синевы в яркий солнечный день.
Дед поглядывал на ловкие движения внучки, и размышлял о своем: «Завтра надо в море. Запасов рыбы хоть и хватает, но скоро из города должен приехать сын со старшими внуками, и гостинцев им нужно приготовить от самого свежего улова. Да и кое-какие свои дела надо завершить. Полнолуние ведь именно завтра…»
Все лето Петрович (так все звали старика) и его любимая внучка Катя, прожили здесь на побережье. Каждый вечер проходил почти всегда одинаково: лишь начнет смеркаться, как собирались у калитки детвора и старики, послушать истории и байки деда Петровича. А был он знатным рассказчиком! Да всегда так увлечёт своими сказками, словно в сон погружаешься или кино смотришь.
Старик положил починенную снасть на лавку и придвинулся к столу.
– Катенька, внученька, – ласково позвал он. – Хватит кашеварить-то. Нам этого и за завтра не съесть.
– Деда! – продолжая возиться у печки, серьезно ответила девочка, – Я обещала родителям, что все лето буду за тобой ухаживать. А ты вот ешь в день по чайной ложке! Прямо как маленький, не заставишь тебя. Я же скоро домой уеду. Кто же за тобой присматривать будет?
– Ну, будет тебе сокрушаться-то. Хозяюшка моя.
И глаза дедушки засияли ласковым прищуром. Так улыбаться мог только он – одними глазами, но так, что в ответ хотелось улыбнуться или рассмеяться. Катя очень любила, когда деда так улыбается. За его округлой седой бородой и густыми усами, было не разобрать улыбки, а вот глаза озорно светились, словно у мальчишки.