«Дорога сквозь пепел: Чёрный маяк» - страница 2

– Мать честная… – он потянулся, но Горшков врезал ему по руке так, что кости хрустнули.

– Ты хочешь закончить, как Сашка? – прошипел Горшков.

Петров замолчал. Сашка – их третий, тот, что на прошлой неделе слишком близко подошёл к скважине. Его нашли утром: рот растянут в улыбке до ушей, а в горле шевелились чёрные лепестки.

На металле цилиндра проступили капли – не воды, а чего-то тёмного, словно сама тьма потела. Они стекали, образуя цифры:

7-6-7-0.

– Борисыч, а что… – голос Петрова сорвался. Его глаза расширились. – Оно же… смотрит на нас.

Горшков не сразу понял. Потом увидел: поверхность цилиндра была не мутной – она была прозрачной. И там, за стеклом, плавало что-то.

Нечто с глазами его покойной дочери.

Архивная вставка:

Из отчёта комиссии КГБ (рассекречено в 2003):

«Объект «Чёрный маяк». 21.06.1949. На глубине 777 м обнаружены 7 цилиндров из сплава, не встречающегося в природе. При контакте с воздухом:

– Лабораторные мыши ? каннибализм ? полное растворение костей за 77 ч.

– На стенах проступают цифры: 7670.

Горшков В.И. приказал извлечь 1 образец.

Примечание: На следующий день Горшков исчез. Нашли только валенки. Внутри – ступни со свежими мозолями».

Из письма Агафьи Игнатьевны (обнаружено в 1970):

«Сегодня старик-саам принёс шунгитовую фигурку. Говорит, военные разбудили Хийси. Теперь оно будет считать до 7670. Нашла у колодца камень – тёплый, с цифрами. Виктор, милый, не ходи на тот мыс…»

P.S. Сны стали хуже. Сегодня видела, как Нина рожает. Ребёнок смотрел на меня и улыбался её улыбкой.

Воздух в родзале был густым, как сукровица. Агафья Игнатьевна прижала иконку к груди, и щепки вонзились в ладонь, но боли не было – только холод. Как в тот день, когда Виктор ушёл на Чёрный мыс и не вернулся.

Она не знала, что через 21 год её внук будет стоять у того же маяка, слушая тот же белый шум из радиоприёмника.

За дверью Нина кричала не так, как кричат женщины в родах. Это был звук, от которого у медсестры Тамары – обычно невозмутимой, как гипсовая статуя – задрожали пальцы.

– Ты же губишь его! – хрипло бросила Тамара, стирая с лица брызги чего-то тёмного. Не крови. Что-то гуще, маслянистее.

Лампа над столом взорвалась, осыпая их стеклянным дождём. Из репродуктора, где только что играла «Рио-Рита», хлынул тот самый шум – белый, визгливый, как в Агафьиных кошмарах.