Секс атомов - страница 11

Шрифт
Интервал


. Выплеснуть остатки энергии, найти партнера (или врага), столкнуться, слиться, уничтожиться. Это была идеальная среда для зарождения того, о чем мы будем говорить дальше – для атомного секса. Ведь что нужно для хорошего секса? Энергия? Ее было море! Желание контакта? Оно было разлито повсюду! Отсутствие стеснения и запретов? Абсолютное!

Этот хаос был честным. Он не притворялся чем-то большим. Он был просто результатом неконтролируемого выброса энергии. Вселенная не создавала порядок. Она просто разряжалась. И в процессе этой разрядки, в этом хаотическом месиве, начали происходить интересные вещи. Вселенная начала понемногу остывать. Совсем чуть-чуть.

Остывание – это не потеря страсти. Это переход на новый уровень. Как после первого, самого яростного раунда, когда дыхание выравнивается, но желание никуда не делось, просто ищет новые формы. По мере остывания энергия частиц уменьшалась. И это позволило некоторым взаимодействиям стать важнее других. Глюоны, эта «смазка» сильного взаимодействия, начали действовать эффективнее на меньших энергиях. Они начали склеивать кварки вместе.

Это был первый намек на отношения. Кварки, эти одинокие бродяги первобытного супа, начали образовывать первые стабильные тройнички (два верхних кварка и один нижний, или наоборот) – будущие протоны и нейтроны. Это еще не были полноценные атомы, это были лишь первые заявки на стабильность в этом бурлящем хаосе. Первые робкие попытки создать что-то более долговечное, чем мимолетная аннигиляция.

Так был ли Большой Взрыв величественным актом творения? Или грязным, случайным конфузом, преждевременной эякуляцией отчаявшейся пустоты? Скорее всего, второе. Но какая разница? Важен результат. Результатом стал этот кипящий, хаотичный, полный энергии и потенциала котел. Мир, рожденный из оргазма. Мир, где сама материя – это сгустившееся желание. Мир, где хаос – это норма, а порядок – это то, что придется выстрадать через миллиарды лет столкновений, слияний и взаимодействий.

Вселенная кончила. Она лежит теперь, тяжело дыша, в этом первобытном месиве собственного творения. Немного остывает. Приходит в себя. Но зуд никуда не делся. Одиночество отдельных частиц в этом кипящем супе ничуть не меньше, чем одиночество изначальной пустоты. Просто теперь есть с кем