– Но ведь это безнравственно, – говорю я, не надеясь на понимание. – Убить человека за деньги!
– Может быть, – говорит она тихо. – Но только меня ведь тоже скоро убьют за деньги. Тут, понимаете, такое дело – либо я вас убью, либо они меня. Только я вас, скорее всего, уже не убью…
В ее голосе звучит странная надежда. Вот оно что – в рукаве ее курточки имеется отравленная игла в жестяном чехольчике. Девушка потрясена, но отнюдь не деморализована.
– Зачем вам деньги? – спрашиваю я.
– Я задолжала, – объясняет она охотно. – Надо отдавать.
– Как же вы умудрились?
Она машет рукой:
– Долго ли… Меня подставили, я сглупила… Неважно.
– И вы решили променять мою жизнь на свою?
– Что вы все ноете, – говорит она со внезапным раздражением. – Я молодая, мне еще жить и жить… А кроме того, вы-то сам – святой, что ли? Почему за вашу голову назначены такие деньжищи? Не случайно ведь?
Она намекает на некое тайное знание. В самом деле полагает, что знает правду.
– Почему же? – спрашиваю я.
Еще минуту назад она и сама лихорадочно придумывала тему для разговора – чтобы было время подобраться ко мне поближе и без помех вытряхнуть иголку из рукава.
– Все знают, – говорит она небрежно. – Вы приговорили к смертной казни человек десять невиновных. Все это знают. Вы всегда выходили сухим из воды… Вам просто нравилось приговаривать к смерти. За такое приходится расплачиваться, я удивляюсь, как вас до сих пор не убили!
– Прямо-таки «человек десять», – не верю я.
Она подползает на четвереньках:
– А даже если и меньше… Если вы хоть одного человека приговорили без вины… Будь у вас совесть – вы давно бы с моста в воду кинулись!
Слово «совесть» звучит в ее устах пикантно, даже экзотично.
– Задолго до твоего рождения, – говорю я, плавно переходя на «ты», – когда я действительно был судьей…
И замолкаю.
– Что? – спрашивает она, подползая ближе.
– Назначать награду за чью-либо голову могло только государство, – говорю я. – А человек, убивший кого-то, при определенных обстоятельствах мог запросто отправиться за решетку. Такое было время.
– Ну? – она прикидывает, как лучше до меня дотянуться. – Государство или за решетку, все едино. Не надо делать гадостей, и никто не назначит за вас награду… Нет?
– Нет, – говорю я. Но она не слушает – ей не до того. Отравленная игла потихонечку скользит из рукава в ладонь.