– Он требует выдачи его взводу всего положенного имущества по довоенному еще списку. Это 48 позиций, причем я уже пару лет не видал многого из этого списка. Но он уперся, как говно при запоре. Сейчас уже разрешено ограничиваться тридцатью шестью позициями, но он пьет мою кровь, и это доставляет ему удовольствие, пиявке ядовитой!
– Пошли его ко всем чертяб, дружище! Ничего он тебе не сделаед! – уверенно заявил Поппендик.
– Это вопрос сложный. За меня никто тут ходатайствовать не будет, мигом замарширую на передовую. Мне кажется, этот вислоухий боров того и добивается, чтобы посадить на мое место своего землячка.
– Не божед эдого быдь! Ты после радедия! – уверенно сказал оберфельдфебель.
Старшина роты тяжело вздохнул и приглушенным шепотом ответил:
– Еще как может! Последние новости «латринного радио» очень паршивые – в Галиции наших потрепали очень сильно, это достоверная информация. А брать запасных теперь сложнее. Между нами, Армия резерва усохла на половину, тотальная мобилизация дает куда худший материал, мы-то видим, кого сейчас берут в армию, и в итоге славное слово «эрзац» чем дальше, тем больше напоминает ту войну.
Поппендик поморщился. Он не любил разговоры о политике и всем таком прочем. Ему была нужна бутылка, которую можно было бы распить в спокойной обстановке и хорошей компании. Увы, эти разговоры входили в обязательное приложение. И да, отчасти старшина был прав. Обычное слово «эрзац», обозначающее замену, чем дальше, тем больше приобретало нехороший иронический оттенок. Игроки футбольной команды, сидящие на скамейке запасных для того, чтобы выйти в следующем тайме – вот что такое настоящий эрзац. Или одна грудастая блондинка вместо другой грудастой блондинки. А подделка из сухих листьев с пропиткой никотином вместо табака и жареные желуди вместо кофе – это не эрзац, это все-таки дерьмо.
– Эй, там – во вражеском строю,
Чего задрали нос?
Немало тех у нас в краю,
Кто в мире добр и твёрд в бою,
Кто в Швабии возрос!
– донеслось со строевого плаца.
Что все время удивляло Попендика: когда это было им надо – швабы вполне могли говорить и на хохдойче. Вон, шваб Шиллер написал стихи на нормальном немецком, и его косноязычные земляки сделали из них строевую песню. И орут вполне членораздельно, и любому уху понятно, о чем.