– Да неважно все это! Она из Четвертого мира, Далефик, чет – вер – то – го! И ты утверждаешь, что ни при чем? – возопил Неустрашимый, "Страшок", на языке Н.Д.
– Я ни при чем! Сам в шоке! Но мы разберемся, как такое могло произойти… никогда такого не было, а. Это случайность…
– Да? Разве ваша хваленая философия не талдычит о том, что случайностей в мире не бывает? Как. Могло. Здесь. Оказаться полуразложившееся низшее существо?
Нине Дмитриевне было страшно. Очень страшно! Однако она понимала, что эти двое речь ведут о ее персоне, и потому разозлилась не на шутку. Ах, червяк? Да ничего. Она не меньше пережила, когда в первый год работы в школе пятиклассники засунули в ее сумочку ужа! А сколько раз на нее сажали майских жуков? Жутких существ с царапучими лапками! Это уже потом она ходила по классу и просто собирала их в коробочку…
А что этот Страшок орет … Так ничего, она тоже орать умеет! Как они тогда, в тысяча девятьсот… лохматом году сцепились в коридоре с заведующей районо, с этой Надеждой с халой на голове! Орали друг на друга так, что стекла дрожали. Все попрятались, Константин Федорович, физрук, мальчишка еще, в стенной шкаф залез!
НД выпрямилась, приосанилась. Затем приподняла ступню в облезшем мокасине и царственным жестом отпихнула Гендальфа от своего седалища, при этом рявкнув:
– Отъедь, голубчик!
Потом не менее царственно встала напротив Неустрашимого, направила на него свою деревянную палочку – это была обыкновенная указка – и начала его громогласно отчитывать:
– Так. Это с какого перепугу ты решил, что я помираю! Не дождешься. Совесть потерял. Ах, ты не знаешь, что это такое? И почему я не удивляюсь? Бесстыжая морда, козел безрогий, думаешь, платочек-то нацепил, и все? Сроки жизни отмерять будешь? Ах ты, бабка угадка, какая нашлась!
Неустрашимый растерялся. Он с тоской посмотрел вслед Далефу, чей хвост уже благоразумно скрывался под скамьей.
А Нина Дмитриевна вошла в раж. Голос ее гремел, разносясь по пещере. Она шагнула к Неустрашимому и неуловимым движением подцепила указкой его тюрбан. Тюрбан слетел, разматываясь жалкой лентой, и взору всех присутствующих открылись рога. Острые, задорно направленные вверх, словно у антилопы семейства лошадиных или саблерогих.
– Да ты рогат, голубчик! Ха-ха-ха…
Нину Дмитриевну прошиб смех. Она просто ржала, хохотала громко, раскатисто, и никак не могла остановиться. По всему пространству разносился ее гомерический хохот.