Ах, как понять сердце вдовы? Любовь ракетой унесла все женские мечты. Мелькнула где-то далеко, и стали дни как черно-белое кино.
В Старгороде жизнь кипела как смола. Трамвай людей возил туда-сюда. Пребывание двух концессионеров в городе оставило глубокий след. Заговорщики молчали, словно водки в рот набрали. Даже Полесов бился рыбой о край берега, вспоминая могучие плечи Бендера.
Как-то поздно вечерком все собрались за столом. У гадалки, старой дамы, где прохвосты куш сорвали. Там поистине была битва за хлебные места.
Шла раздача должностей всех купеческих мастей. Были здесь Кислярский, Лядьев, два здоровых недотепы, и еще, конечно, был Чарушников – господин.
На столе лежала шкура неубитого медведя. Она была соткана из чина губернатора, прокурора, председателя, податного и фабричного инспектора, председателя биржевого комитета, разноплановая работенка для кадета.
Были, в общем, все довольны, ждали удара англичан в большевистский красный план.
КАК СМЕТЕТСЯ ВСЯ ЗАРАЗА В ЛЕВЫЙ КРАЙ ЗЕМНОГО ШАРА.
И ОРЛЫ РАСПРАВЯТ КРЫЛЬЯ, ЗАСВЕРКАЕТ МЕЧ РУБИНОМ.
И ГРАНАТОВОЙ ЗАРЕЙ НОВЫЙ ДЕНЬ ПРИДЕТ С МЕЧОМ.
БУДЕТ ЖИЗНЬ КРУТИТЬ КОЛЕСА, А КРЕСТЬЯНЕ СЕЯТЬ ПРОСО.
БУДУТ РЯБЧИКОВ ЖЕВАТЬ, АНАНАСОМ ЗАЕДАТЬ.
И на этом порешили и собрание закрыли. Расходились ночкой темной. Долго в воздухе летал эмиссаровский кошмар.
Позвольте, а где же отец Федор? Где стриженый священник-недотрога?
Завертела жизнь пыльных дорог, брильянтом замаячил горизонт. Понесло его по России за гарнитуром генеральши Поповой. Цена богатству этому – грош ломовый. Едет отец по России, пишет письма жене любимой. В письме вплетает небылицы и нумерует все страницы.
«Голубушка моя, Катерина Александровна, я буду скоро так богат. Только об этом никому, даже агентам ГПУ. Покойная Клавдия Ивановна Петухова зашила брильянты в стул столовый. И завещала мне их все спрятать от Воробьянинова вообще. Ее давнишнего мучителя, тихого афериста и предводителя. С ним ездит уголовный преступник, нанятый киллер, нахальный заступник. Они готовы растерзать мое тело, ну и влип я с ним в одно и то же дело. Сперва я попал на ложный путь. Первый стул чуть было не отнял старый женолюб. Разломали мы стул – ничего там нету. Я высказал развратнику всю правду за это. Стыдно ему стало, и он ушел от меня прочь в публичный дом. Теперь, наверно, там он первый сутенер. Я тем временем разработал новый план. И обвел я вокруг пальца тех двоих болван. Нашел порядочного старика, «гнущего» горб за кружку молока и кусочек хлеба. И узнал ориентировку дорогой победы. Стулья все у инженера, он уехал в Харьков. Я как раз сейчас сижу, из этого города пишу. Брунса здесь уже нет. Он в Ростове служит – в «Новоросцемент». Выезжаю через час – товарно-пассажирский класс. А ты, моя дорогуша, зайди к зятю и возьми полста на душу. Вышли в Главпочтамт Ростова, чтобы получить мне вскоре».