Где-то с половину жизни назад исчезла сопровождающая путь лёгкая качка, напоминающая о дрейфующей лодке в ощутимом даже сквозь дерево океане, заглотившим могучим китовым ртом холод ночи и одиночества. Это могло означать лишь одно – они прибыли на место и наконец-то могли перейти к самой сути. Монотонный, серый голос, бурчащий отходную молитву за пределами ящика, казался дождём, ощупавшим остывшую гладь моря тощими, холодными, моросящими пальцами со снобизмом брюзгливого патологоанатома, тыкающим труп. Зачем ему тыкать труп? Может, от неуверенности в его полной трупоподобности?..
Если бы Гифт не была так скованна ожиданием, напевание могло бы втянуть её в сон. У неё нет и не было предубеждений перед Богом, есть он или нет, но, кажется, она начинала понимать, чем Друг так не выносил религию.
Ужасно ску-у-у-учно…
Но вскоре ей стало не хватать и этой скучной проповеди. Вскоре совсем всё стихло: и шаги, и голоса, и дождевая морось, и зёв кита-океана. Она опустилась куда-то вниз – возможно, в китовый желудок