Собрание сочинений. Том II. Стихотворения, напечатанные в периодике и найденные в архивах; заметки, статьи - страница 24

Шрифт
Интервал


Он упал, до губ весёлых чёрный,
Скрюченными пальцами руки
Впившись в стенку раскалённой формы…
Рассказали мне формовщики,
Как, роняя тело неживое,
Унося в огонь предсмертный гнев,
Вспыхнул брат сухою берестою…
…Шёл металл в гнездо дрожа и воя,
И стояли люди, онемев.
* * *
Колокол висит, и рвётся с борта —
Вылита, до мелочи четка, —
Жутко силясь задушить кого-то
Скрюченными пальцами – рука.
* * *
Двадцать лет с тех пор. Сегодня осень,
Тихий день за озером грустит.
Над оградой тополь безволосый
Осыпает жёлтые листы…
Колокол вверху – немой и страшный,
И берёт мальчишеская жуть;
Но уже иной, а не вчерашний
Я к нему с друзьями прихожу.
Брат, ты слышишь? Не померкла память,
Это я перед тобой стою,
Это я – огромную над нами
Поднимаю ненависть твою,
Против тех, кто в нашем доме лишний,
Кто, как волки, ходят стороной;
Против тех, кому ещё грозишь ты
Судорожной медною рукой.
Сентябрь 1933

Девушке из провинции

Буфера грохотали и дыбился пар,
Тормоза напрягались упруго,
И в жадную топку бросал кочегар
Богатый и и́скристый уголь.
И шла перепалка путей и дорог,
Мостов, полустанков и станций,
И ви́шневый хаос, и первый зарок,
И… песня о воинах Франции;
Клокочут в котле атмосферы,
Манометр иглу шевелит…
…«Во Францию два гренадера
Из русского плена брели…»
И ты заскучала не даром,
Вспомнив чужие слова,
Провинциальным гитарам
Даются большие права…
Здесь ландыши лаской помяты,
А зори – цветов голубей,
Здесь много вишнёвых закатов,
И тихих сиреневых дней…
Гитарная тихая замять,
Забытая лирика кос,
А полночь гремит буферами,
Законченным кругом колёс…
Провинция мёдом пропахла,
Романтикой первой любви,
И тут ораторией Баха
Родной горизонт перевит…
Приходит широкая память,
Реки невысокий откос…
…Ты с нами, ты с нами, ты с нами —
Гремят перестуки колёс.
И вот через оторопь ветра,
Сквозь тьму и оставленный день
На ветер летят километры
И старая ночь деревень.

Вам – моё простое, грустное «прощай»

Пахучая напористость приладожского ветра
Слова мои относит к растаявшей зиме.
Я завтра уезжаю за тыщи километров,
Короче говоря – за тридевять земель.
Дорога измеряется в выверенных сутках —
Рельсами, протянутыми в голубую даль,
Снегом – налипающим на оленьих куртках,
И памятью о радости, которую не жаль.
Я завтра уезжаю надолго и далёко,
Завтра полустанкам надо вырастать,
Заслоняя город Пушкина и Блока,
Нарвской и Московской и других застав.