Замужество и с Анной удалось —
Стать королевой Франции пришлось.
Женил я Изяслава на полячке,
Скрепив союз и здесь вполне удачно.
Сестру Марию отдал Казимиру,
И этим Польшу подтолкнул я к миру.
Владимир – сын, прибыв из Византии,
Надёжно в Новгороде княжит и поныне.
Женил я Всеволода к месту на Марии,
Ему невесту взял из Византии.
А прошлый год Мария Мономах
Непраздная ходила – это так.
Я Киевскую Русь оставлю чаду
Как высшую мою ему награду.
Рождённый сын моей снохой Марией
Запомнится как Мономах Владимир.
В правлении моём я на вершине,
Так что же не понравилось Ирине?
Вокруг меня кипят и гнев, и споры,
Я чувствую завистливые взоры,
Стал раздражителен, порой несносен,
С прислугою своей жесток и грозен.
Всё так же сам себе я властелин.
Вот и в болезни, в скорби я один.
Одна осталась мне верна служанка —
Мои болячки лечит иностранка,
Мои капризы у постели терпит,
Читает в церкви обо мне молебны.
Её с младенцем я к себе приблизил,
Тебя, Ирина, этим не унизил».
Так монолог свой князь произносил,
С собой, с Ириной, с Богом говорил.
Собрав в комок свои былые чувства,
Он произнёс и искренне, и грустно:
«Мой гнев и раздражение моё —
Всё от болезни, я ж любил её».
Он вновь продолжил говорить пурге
(На самом деле самому себе):
«Тех, кто обиды в жизни мне нанёс,
Всех покарал я, кажется, всерьёз».
Тут к горлу князя подкатил комок:
«Отца же наказать мне Бог помог —
Забрал он вовремя тогда его к себе,
Не дал участвовать против отца в войне.
Величие моё – что Русь жива,
Владения крепки за счёт родства.
Я завещаю всем моим сынам
Сидеть князьями по своим местам,
Систему лествичную
[39] им создал,
По ней друг друга убивать не дам».
Старик опять схватил себя за грудь,
Как будто воздух он не мог вдохнуть.
Почувствовал внутри он жар огня,
Которым Византия русских жгла.
Похож стал снег на белую волну,
Которая бросала в глубину
И опускала тонущих на дно.
Путь продолжать безумцу тяжело.
«Виновен», – слышен в голове вердикт.
«Виновен», – говорит себе старик.
Пред ним София открывает лик —
Иисус Христос пророчески возник.
Он мудрым взглядом в глубь души проник,
И обомлел от страха ученик.
Учитель Бог над бездною стоит,
Но ничего ему не говорит.
Услышал Глеба и Бориса крик,
Который пробудил его на миг.
Увидел белый пред собою свет,
А в нём один знакомый силуэт —
Отец Владимир взглядом жёг глаза
И вдруг позвал рукой, сказав: «Пора».