– Отдай мне детей моих, Король Солнце! – просила она. – Хочу уберечь наш мир от времён тревоги, что скоро нагрянут. Заметил ты, что пальцы их потемнели, а значит близится страшный момент!
Но всё также был глух Король Солнце, уверяя, что стая лишь чем-то больна.
– Да, больна, дорогой ровня! – говорила ему Пустота. – Она больна тем, что не может иметь! Вспомни, что созданы Птицы из осколков Сердец, разбитых от потерь и боли, от горестей и печалей. А сад твой благоухает любовью! Любовью, которой в них никогда не было!
Посмеялся над ней Король:
– Что же ты, милая ровня? – усмехался он. – Любовь и Свет мой не могут отравить их. Лишь дарить радость.
– О какой радости ты говоришь? – кричала ему Пустота. – Птицы лишь подчиняются твоим правилам да поют тебе Песни. Но внутри… Там, внутри у них бездна! И это моя бездна! И ничто, дорогой мой ровня, не способно заполнить мою бездну. Ошиблись мы с Тьмой, когда создавали их, но так прекрасны и трепетны были они… Думала я, что с тобой они не узнают о себе правды, но и здесь ошиблась. Верни мне детей моих!
Разозлился Король Солнце на дерзкие слова Пустоты и прогнал её из Королевства своего. Как смеет она говорить, что Свет его не способен всё исцелить и наполнить? А Тьма больше не смотрела из своих теней.
И той Ночью, что пришла следом за Пустотой, проснулась стая от Великого голода.
– Нам нельзя, милая семья, – говорил один из братьев. – Нельзя нарушать указ Короля.
– Но что делать, если свет ничего не оставляет внутри? – вопрошала одна из сестёр. – Как нам быть?
– Они пахнут так сладко, – вёл длинным носом другой из птичьих братьев. – И я помню их вкус!
– Все мы помним, милый брат, – говорил один из братьев. – Но как же указ…
– Наша матушка пожелала забрать нас, а он ей не позволил! – вдруг заговорила другая из сестёр.
– И что же? – спрашивали остальные наперебой. – Что же нам делать? Что же делать?
– Поедать! – тот самый птичий брат, что когда-то нашёл упавший плод, сорвал бьющееся Сердце с ветки.
Замерла стая, следя глазами, как спелый сок течёт по его рукам, окрашивая их темнотой. Брат их поднял плод над головой, раскрыл полный острых зубов рот и поймал сладкую каплю языком, издав полный удовольствия клёкот.
И кинулась стая к Сердечному Древу. Стала срывать плоды, рвать их плоть зубами и поедать, поедать, поедать, пока все ветви не опустели. Руки и губы их были черны от сока, глаза горели огнём Сердечной любви. Утирали они пальцами рты, понимая, что всё ещё голодны. Так вкусна была Сердечная плоть, так сладка была неведомая Любовь.