Приняв сие эпохальное решение, я одним глотком выпила остывший кофе и, сладко потягиваясь, вышла на улицу.
Солнышко припекало, птички пели весёлые песни, пахло сосновым лесом, и о вчерашних переживаниях я совсем позабыла.
Оставшуюся неделю мы лазили по столбам, спускались в пещеры, купались в речке, пели песни у костра.
Влад оказывал мне всевозможные знаки внимания. У нас завязался некий курортный роман. Я была счастлива. Лариса в это время тоже не терялась и закрутила отношения с Маленьким. Забавно было наблюдать, как эта стокилограммовая туша подхватывает мою подругу на руки и с разбегу плюхается с ней в ледяную воду. Лара визжала от восторга, а Маленький хохотал своим громовым басом. Максим с Пашей сидели безвылазно в палатке, хотя арест Иван с них уже снял. Видимо, боялись, что может ещё что-нибудь страшное произойти поблизости. Но ничего сверхъестественного больше не случалось. Только в последний день перед отъездом мы чуть не спалили весь лес. Случилось это так.
Иван, замученный скалолазаньем и очередной ссорой Белки и Стрелки (эти девушки очень любили на публику разыгрывать образцовые сцены ссор и примирения), остался караулить ночью костёр, чтобы он не потух и не поджёг сухостой. Сидел, значит, наш командир, попивал из термоса кофе, играл на гитаре военные песни и сам не заметил, как заснул. В это время подул сильный ветер, и несколько угольков попали на сухую траву. Начался небольшой пожар, грозивший перерасти в экологическую катастрофу. На наше счастье в этот момент Максиму приспичило сходить по-маленькому. Он увидел огонь, поднял лагерь по тревоге, прямо как в армии, и за полчаса мы все вместе справились с огнём.
Маленький по этому поводу очень переживал, ведь виноватым был он сам, а наказать кого-то очень хотелось. Но Иван справился с собой и даже поблагодарил Максима за наблюдательность и за то, что тот не растерялся в экстремальной ситуации.
– Видимо, ты ещё не совсем пропащий человек, – подытожил Иван.
Возвращались мы домой на рассвете, как в добром старом советском кино. Влад тащил мой рюкзак и был немного чем-то расстроен:
– Ты что? – спросила я его, когда на мои вопросы он уже в десятый раз отвечал «угу».
– Вот ты сейчас вернёшься домой, и видеть меня не захочешь, – его глаза в этот момент выражали вселенскую печаль.