смутил его потасканный, изможденный вид. Весь он был выжатый как лимон. И, конечно, предупредил тогда же:
– Готов жертвовать семьей и свободным временем? Это не работа, а образ жизни.
– У меня нет семьи, а времени – навалом, – был легкомысленный ответ.
– Работа на чем будет строиться… Как в оркестре, на барабанах (ну ему лучше знать). Нашел себе барабана, и пускай себе стучит…
Барабаны сплошь дырявые. И сам я теперь как измочаленная веревка. Давно не гляжусь в зеркало. Нечего там глядеть. Жалко себя порой становится. А вот Прокыша – уже не жаль. Добрался с его помощью до дна людской жизни, до страха, до грязи, до трупных червей, доедающих очередного бомжа на промзоне.
– Дело не в отпуске, – пытался ему объяснить, – можно перетерпеть, когда есть ради чего. А тут не то что перспектив, а просто смысла не вижу. Не лежит у меня душа, понимаешь? Выгорел, без остатка живу.
– Хочешь тайну – перетерпи! На гражданке все равно никому не нужны. Здесь проще всего сделать карьеру. Средний срок службы – пять-семь лет. Молодые приходят, служат и увольняются. А мы остаемся. Я вообще далеко пойду, вот увидишь. И мне свои люди нужны.
Охотно верю. Остаются либо совсем конченые, либо фанатики. Вон Дима Панов не хочет отрабатывать свою академию, собирается в будущем году кредит брать, чтоб рассчитаться с государством и на гражданку с чистой совестью. А для Прокыша лучше быть первым в аду, чем последним в раю. Вполне возможно, что дома он достает из шкафа парадный китель, надевает перед зеркалом, любуется собой… Такая служба сильно все упрощает. Подчиняйся и выполняй. Базовые, обеспечительные инстинкты у него исправные, как у лесной зверюги, которую зубы и ноги кормят.
– Карьера, – протянул я с тоской, – никто не мечтает в детстве стать дворником или пастухом. Никогда не понимал взрослых, даже когда сам стал взрослым. Ведь гораздо приятнее мести дорожки в парке в пять утра, смотреть на собак и кормить белок. Или тупо пасти коров и бесконечно постигать: почему корова гадит лепешкой, а коза горошком?
Честно, я не издевался. Просто мысли вслух. Оказалось, по-глупому полез в бутылку и не заметил, как Прокыш начал закипать. Бывало, в минуты бешенства ему не хватало воздуха, дышал загнанно. Одного этого хватало, чтобы заранее вжать голову в плечи.